Ведьмы.Ру - Екатерина Насута

— Это у других только слова. А ты ведьма, — Ляля вытащила телефон из рук Игорька и перелистнула на другой ролик. — Ой, а тут говорят, что это мутанты, ну, в комментариях… А пишут…

Вот что пишут, Данила прочесть не успел.

— Пишут, что это из-за отходов… Ага… Чушь, конечно, — Игорёк телефон отобрал. — Что вышли из канализации и теперь собираются захватить мир. Военные поставили купол. Готовится операция… секретная… но подробности уже живо обсуждают. Дают советы. Разные и много.

— Господи! — Тараканова сдавила голову. — За что мне это! И вообще, сам виноват.

— Виноват, — Данила покосился на козла, который, застав у ограды, печально качал рогатой головой, намекая, что не надо спорить с ведьмой. — Но, может, ты простишь? И отзовёшь их?

— Как⁈

— Не знаю. Как-нибудь… Может, скажешь, Мелецкий, я тебя прощаю! А вы, мыши, подите прочь.

— Вообще-то, — Антонина Васильевна как всегда появилась в нужный момент, — формулировать следует точнее, потому что пойти прочь они могут, но потом будете их отлавливать по всему городу.

Тараканова застонала. А Данила, представив нашествие мышей-мутантов, вздрогнул.

— А купол?

— Поверьте. Если ведьма пошлёт от всей широты души, то купол точно не будет препятствием.

— И что делать? Есть способ? — поинтересовалась Тараканова, правда голос её был напрочь лишён оптимизма. — Ритуал там. Обряд…

— Способ? Как сказать… Надо силу свою принять. И под контроль взять. Так сделать, чтоб не она тобой управляла, а ты ею. Тогда-то и заклятья отменить сможешь. Большую часть.

Это следовало понимать, что не все.

— Сила ведьмовская тем и опасна, что от сердца мира она идёт. И что мир ведьму слышит. Не каждое слово, но когда в сердцах оно сказано, когда вложено в это слово всё-то, что на душе накипело, вот тогда только этою душою и отменится, — Антонина Васильевна завершила речь.

— Кабздец центру, — вздохнул Данила.

— Отчего же? С заклятьями-то по-разному можно. Если не отменить, то перенаправить.

Антонина Васильевна протянула руку, и Ляля без тени сомнений вложила в неё телефон.

— Да уж, — произнесла Антонина Васильневна. — Эк ты… душевно.

— Тараканова, — Данила прижал руки к груди. — Вот не ради меня, но ради мышей! Пожалей животных. Ладно б там чего съедобного, но это ж пластик голимый. Ко всему магмодифицированный!

— Я… Попробую. А… Как?

Уши у Таракановой покраснели.

Антонина Васильевна плечами пожала, явно не собираясь вмешиваться. Хотя наверняка могла бы помочь. Точно могла бы. А так только глядела с насмешечкой, будто и вправду чего забавного происходило.

— Понятия не имею, как, — вынужден был признать Данила. — Может, просто съездим и посмотрим? Вдруг да получится? Или идея какая в голову придёт?

— Вот и правильно, — Антонина Васильевна протянула телефон. — Съездите. Я пока тут с домом разберусь, да за козликом пригляну. А то мало ли, чего ему в голову взбредет?

Филинов Аркадий Модестович чувствовал себя престранно.

Его превратили в козла.

Он снова повернулся к бочке с водой, не понятно на что надеясь, но в воде отразилась вытянутая мрачная морда с короткой бородой и могучими — кто бы знал, что тяжёлые такие — рогами

— Ме, — сказал он. Выразиться хотелось богаче и разнообразней, но речевой аппарат козлов оказался для разнообразия не предназначен.

— Да, коллега, — раздалось рядом печальное. — Я всецело разделяю ваше недоумение и возмущение, однако спешу вас уверить, что в ближайшем рассмотрении всё не так и плохо. И толика оптимизма способна скрасить даже козлиную жизнь.

Филин повернулся, чтобы лбом ко лбу встретиться с другим… Козлом?

Точно.

И главное, тоже чёрный, но какой-то мелковатый, что ли. И косматый. И борода вон до колен спускается, почему-то вызывая острое чувство зависти. Филин никогда и никому не завидовал. А тут прям не по себе стало, потому что подобная борода внушала уважение.

— Судя по некоторому недоумению на вашей физии, мою речь вы понимаете. Это хорошо.

— Ты меня слышишь? — не веря счастью своему спросил Филин.

— Слышу, — козёл даже кивнул, величественно так, с чувством собственного достоинства. — Полагаю, что сходство положения, в котором мы с вами оказались, делает возможным общение. Весьма рад. До того полноценно получалось говорить лишь с некоторыми оборотнями. Даже Никита слышит меня не столь ясно. Впрочем, ему и не интересно. Молодой. Бестолковый.

— Ты… Кто?

— Фёдор Степанович.

— Филин, — сказал Филин.

— А по имени?

— Аркадий Модестович.

— Очень рад знакомству.

— Что тут творится?

— О, сложный вопрос. Но в той малости, которая касается именно вашей истории, полагаю, она вас и интересует, могу сказать, что вы попали под проклятье.

— Некромантическое?

— Отчего же. Вы ведь вполне живы. Ведьмовское.

Проклятье.

Нет, что девчонка чего-то там вякнула, Филин слышал. Но чего конкретно? То, что его постоянно проклинают, оно и понятно. Любить коллекторов не за что. Но вот в козла…

Он сел.

И снова поглядел в бочку.

— Ведьм не бывает, — произнёс он с сомнением. — Разве что вот тёща моя бывшая. Та ещё ведьма. И дочь её, как выяснилось, ничуть не лучше.

Потому что колдовством, не иначе, можно объяснить то помутнение рассудка, в котором Филин написал дарственную и на квартиру, и на машину, и на прочее, пусть не великое, но имущество. И сам номера банковских счетов продиктовал.

Как же…

Ей деньги нужны адвокатов оплатить. Ага… кому-то заплатила, но точно не адвокатам.

— Тещи — это в целом отдельный вид искусства, — согласился Фёдор Степанович. — Но в данном случае я выражаюсь не метафорически, а вполне конкретно. Ульянушка — урождённая ведьма. И дар начал раскрываться. Весьма сложный период в жизни ведьмы. Никогда не обходится без эксцессов. А тут ещё вы со своими угрозами.

— Работа у меня такая, — стало слегка совестно.

Слегка.

Потому что совесть свою за годы работы Филин воспитал. Ну, и раньше она помалкивала, оживая лишь в редкие минуты, когда он оказывался один в своей комнатушке с осознанием, что жизнь уже прошла и большею частью мимо. Именно поэтому он старался наедине с собой не оставаться.

— И стоило оно того? — поинтересовался Фёдор Степанович.

Хрен его знает.