Артефактор. Книга 8. Компас желаний - Маркус Кас

Я не просто поставлю его на ноги. Он у меня бегать по пляжу будет, запуская воздушных змеев.

Глава 17

Иван Аврамов мне помог буквально за один миг понять, как же сделать артефакт, чтобы он работал без ошибок.

Всё оказалось просто и лежало на поверхности. В голове может одновременно существовать уйма противоречивых вещей, на которое влияет уйма внешних факторов. Да и внутренних тоже, понятное дело.

Но суть всегда в одном — в отношении. Это как, если очень грубо сравнить, когда один от ушибленного мизинчика на ноге страдает ещё долго. Да, это очень больно… Но вот другой, сломав руку, спокойно переносит боль гораздо сильнее. И дело не в болевом пороге, а реально в отношении.

В общем, в моей голове всё уложилось в схему.

Мы ещё долго беседовали с менталистом. По правде говоря, в этом не было необходимости. Но на террасе было так хорошо, а адмирал продолжал угощать вкуснейшей едой… Ни мне, ни Ивану банально не хотелось уезжать.

Корабль уже успел вернуться, и его пассажиры немного радостно пошумели на берегу, наперебой выспрашивая детали у графа Волкова, который отправился к ним.

Судя по всему, адмирал перестал бояться и смущаться — его уверенный голос доносился даже до нас. Лишь чайки перекрикивали его, носясь над волнами и охотясь на мелкую рыбёшку.

Завтрак незаметно перетёк в обед, а тот постепенно грозился стать ужином.

Когда журналисты уехали, адмирал присоединился к нам и рассказывал походные байки. Рассказы его были совсем нереалистичными, но оттого не менее увлекательными. Ему хотелось верить.

Я, как и планировал, отдыхал. И вместе с этим тренировался, постоянно проверяя то Ивана, то графа.

Но с ними было очень просто. Оба мужчины расслабились и перестали скрывать что-либо. Морской волк, в принципе, таким был с момента нашего знакомства. Да и менталист показался мне искренним.

— А ваш вопрос, Александр Лукич, — сказал мне Аврамов, пока адмирал ходил за очередным шедевром на кухню. — Будет решён. Ну, с этой особой, не умеющей себя вести…

Я не сразу понял, что он о тётушке. И обернулся в поисках лишних ушей, от которых он пытался скрыть тему. Никого в округе не было. Вероятно, то была привычка менталиста так говорить, учитывая его любопытную сестрицу.

Кивнув ему в знак благодарности, я перевёл взгляд на горизонт.

До заката пара часов. Солнце поздним летом садилось уже не так поздно, и до ужина тоже останется немало времени. Пожалуй, можно успеть.

Почти весь день на море, с этим невероятным видом и приятной компанией, дали мне ощущение, что отдыхал я несколько дней. Да и не сиделось мне на месте, когда была интересная задачка. А у меня их было сразу несколько.

— Благодарю вас за помощь, — поднялся я и поклонился. — Ваш вопрос тоже будет решён, — не удержался я, подмигивая ему.

Но Аврамов только рассмеялся. Ему тоже на пользу пошёл этот день. Тем более адмирал уговорил его остаться на ужин, пообещав какое-то блюдо, от которого он бегать начнёт. По-доброму пошутил, и Ивану это тоже понравилось. Пожалуй, над его увечьем ещё никто не шутил. А порой это нужно, чтобы отпустила эта натянутая внутренняя струна, вынуждающая всегда быть наготове.

Я оставил их в наилучшем расположении духа и прошёлся по берегу, опасно перепрыгивая по камням.

Полюбовался на шхуну, пережившую свой первый полёт с важными гостями. Корабль выглядел целым. И чистым, что немаловажно после подобного испытания.

Даже немного жалко стало, что не поучаствовал — увидеть бы первую реакцию людей на нашу общую работу. Мастер иллюзий под руководством исторички наверняка сотворил нечто потрясающее.

Ну ничего, устрою себе отдельный вылет и возьму с собой домашних.

— Хакан, — тихо позвал я вслух, остановившись на краю скалы.

Я мог обратиться к нему мысленно, но для меня было приятнее общаться с элементалем так, по-настоящему. Как и, например, лично приезжать даже для короткой беседы. В крайнем случае звонить, и очень редко обходиться сообщениями.

В этом я, пожалуй, был настолько несовременным, что порядком настораживало не только Тимофея, но и моего более взрослого помощника Людвига.

Рыжий так постоянно сидел в телефоне, что-то строча там с невероятной скоростью. С Екатериной они почти лишь так и общались.

А мне нравилось беседовать. Видеть эмоции или слышать, как меняется тональность голоса… Всё же память молодого графа, в которой такой формат общения был привычным, не смогли этого изменить.

— Искандер-амир, — появился рядом джинн и низко поклонился.

Ему тоже нравилось, когда я разговариваю с ним не в мыслях, а вот так.

Я усмехнулся, представив, что бы стало с телефоном в его огненных руках. Хакан недоумённо вскинул брови — мои мысли дошли до него чем-то странным, то есть именно тем, как я себе это вообразил.

— Связь нашу не нарушить и тысячью миров, — пропел джинн, поняв, что думал я именно о связи с ним. — Пока за грань не уйду я, везде услышу зов ваш, Искандер-амир.

Его слова снова заставили меня задуматься, сколько же я не знаю. И как мне повезло, что я могу всё это узнать. И тысячи жизней не хватит, и это прекрасно!

— Не обращай внимания, — улыбнулся я. — Не об этом я волнуюсь.

— Решили вы пойти в Великую пустыню за закатным цветком?

Вновь взглянув на оранжевое небо у горизонта, я кивнул:

— Когда там закат?

— Когда захотите, — удивился джинн и умолк.

— Не мог бы ты пояснить, что это значит? — осторожно уточнил я.

Порой элементаль поражался каким-то вещам, явно казавшимися ему очевидными, но которые для меня становились совершенной неожиданностью. Иногда мы словно вообще на разных языках говорили. Впрочем, мы и были из разных миров.

— Время текуче, как вечные пески. Миры соприкасаются тогда, когда необходимо тем, кто умеет чрез них ходить, — неторопливо объяснил Хакан.

— То есть ты можешь меня отвести в нужное время суток?

Лицо джинна на мгновение преобразилось. Недоумение достигло своего пика. Но, после непродолжительного молчания, он просто кивнул. Понять его чувства я не смог — всё же разум иномирного создания отличался от человеческого. И что-то я не мог правильно расшифровать. Вроде он согласился из уважения или что-то подобное.

— К ужину управимся, как думаешь? — в шутку спросил я.

— Раз есть в том надобность,