Пленники раздора - Алёна Артёмовна Харитонова

– А что тут сделаешь? Выдели ей покойчик из пустующих, у Нурлисы смену одёжи попроси, да к делу пристрой. Вон у Койры шерсти прясть не перепрясть.

Ихтор растерялся.

– А наузы?

– Наузы? – Клесх удивился. – Зачем ей наузы? Она, почитай, год здесь живёт и никого не покалечила. Даже тебя. Только не болтай никому, что ходящая, – сказал глава, обращаясь к Огняне.

Девушка кивнула.

– А скажи-ка, красавица. Обратно-то теперь Светлу в человека как обратить, знаешь?

Она покачала головой.

– Научить только. Да здесь некому. – И поспешно добавила: – Я не смогу. Меня она разорвёт тут же. Здесь нужен не просто зверь, а сильный, да ещё и осенённый. А коли его нет, можно лишь ждать: либо она сама с естеством совладает, либо так волчицей и останется. Но ежели до следующей луны не перекинется, человеком уже не будет.

Глава мрачно кивнул.

– Идите.

В коридоре Огняна заглянула в обезображенное лицо Ихтора и спросила:

– Ты злишься? Обиделся на меня?

Он покачал головой.

До людских дошли в молчании. Здесь целитель распахнул первую же незапертую дверь и кивнул в темноту пустого нетопленного покоя.

– Обживайся.

А после этого развернулся и ушёл, ни разу не оглянувшись.

* * *

Донатос стоял перед решёткой, из-за которой на него смотрела, мерцая жёлтыми глазами, снежно-белая волчица. Он вглядывался в оскаленную морду, безуспешно пытаясь увидеть под обличьем свирепой хищницы незлобивую скаженную девушку.

– Светла?

Волчица утробно и глухо зарычала. А Ургай и Стеня, караулившие нынче казематы, переглянулись.

– Наставник, – тихо позвал Ургай. – Как же ей крови дать, ежели она кидается?

– За тупоумие тебя к ней закинем, – ответил Донатос, не отводя взгляда от волколачки. – Пусть до отвала наестся. А то ведь дурака учить – только портить.

Парень досадливо покраснел.

А колдун обернулся к нему и сказал:

– Ступай на поварню, попроси кого-нибудь из служек ладонь посечь и в плоское блюдо крови нацедить. – Наузник повернулся к ратоборцу. – А ты к целителям иди. Позови кого потолковей из третьегодоков, чтоб порез затворить. Блюдо с кровью сюда принесёте. Да кочергу захватите по пути, чтоб двигать сподручнее было. А то ведь руку по локоть отхватит вместе с посудиной и не подавится.

Парни дружно кивнули. Однако у самого выхода Стеня остановился, как споткнулся.

– Крефф, не серчай, пусть Ургай один идёт. Мне наставник строго-настрого запретил из каземата выходить, покуда смена не подоспеет.

– Ежели запретил, сиди, – ответил Донатос парню, продолжая неотрывно смотреть в глаза волчице. А потом тихо позвал: – Светла…

Ходящая, услышав собственное имя, рванулась вперёд. Крепкие зубы с лязгом сомкнулись на железных прутьях. Обычный зверь все клыки переломал бы, а этой хоть бы хны: рычит, аж захлёбывается. Колдун отпрянул. Не испугался, просто не ожидал. Зверина исступлённо и яростно наваливалась на решётку, билась широкой грудью о препону, но вырваться не могла, а оттого заходилась от бессильной злобы, свирепела и рявкала.

«Ургая как за смертью посылать», – подумал Донатос.

В тот же миг дверь отворилась. В казематы вошёл послушник с блюдом в одной руке и кочергой в другой.

Светла, учуяв запах крови, ещё пуще заметалась из стороны в сторону, взревела, заскребла когтями по камню, залязгала зубами.

Ургай передал креффу блюдо и кочергу. А подошедший вместе с ним Стеня сказал:

– Как уйму её, пихай под низ.

Донатос кивнул. Выуч ратоборцев простёр ладони к узнице. С его пальцев поплыло по воздуху зыбкое голубое сияние. Волчица мигом растратила всё своё неистовство и испуганно заскулила.

Это жалобное «у-у-у» показалось креффу колдунов до боли знакомым. Так всхлипывала Светла, когда случалось ей плакать от обиды или боли.

Донатос скрипнул зубами, глядя, как ходящая, поджав хвост к брюху, пятится на полусогнутых лапах к противоположной стене темницы. Как отворачивается от выжигающего глаза сияния.

Обережник просунул блюдо под прутья, кочергой подвинул его как можно дальше и отошёл. В тот же миг Стеня перестал удерживать волчицу.

Перемена в ходящей была мгновенной и страшной. С утробным рыком Светла рванула с места к сладко пахнущей посудине. Дурея, перевернула её носом, затем ещё раз и ещё. А потом бросилась вылизывать измазанный в крови щербатый пол.

Успокоилась она нескоро. Всё урчала и огрызалась неведомо на кого, покуда не повалилась на бок. Рёбра её тяжко вздымались и опускались, розовый язык вывалился из открытой пасти, а глаза, одурманенные блаженством, закрылись.

Донатос молча смотрел на зверину, которая ещё пару оборотов назад была безобидной дурочкой. Хотел было сызнова окликнуть её по имени. Но с опозданием понял: некого окликать. Да и незачем. А потому так же молча развернулся и пошёл прочь из подземелья, не почувствовав обращённых ему в спину сочувственных взглядов послушников.

Глава 20

Тяжёлые капли крови падали в белый снег, кропили его багрянцем, протапливали.

Лесана заворожённо наблюдала, как обозный ратоборец запирает обережный круг. Ей было неуютно со стороны следить за работой, которую привыкла делать сама. Она-то, дурища, когда остановились на стоянку, привычно потянулась к болтающемуся на поясе ножу. Навык, за годы вбитый, в один день не отринешь. Добро ещё Тамир вовремя заметил, накрыл руку ладонью, заставил опамятоваться. Не то пошла бы мужняя баба повдоль обоза обережный круг чертить. Небось, видоки бы в едином ладу за сердце схватились.

– Иди похлёбку вари, – негромко посоветовал Тамир. – Нынче твоё место у костра.

Лесана кивнула и направилась туда, где мужчины во главе со С миром пристраивали на треноге набитый снегом котёл и разводили огонь.

– Давайте помогу, чем могу, – предложила девушка.

– Хвала Хранителям, Смир! В кои-то веки поедим вкусной стряпни, а не твоей тю́ри[8], – весело отозвался один из парней, разводивших огонь, и сказал Лесане: – Вон в санях крупа, лук и мясо.

Она повернулась идти, но в этот миг Лют, до этого незряче озиравшийся по сторонам, приобнял её за плечи.

– Пошли вместе. Помогу.

Лесана сперва удивилась этакому благодушию волколака, но потом одёрнула себя: брат ведь.

Мешки в санях он безошибочно сыскал сам. Нюх-то звериный.

Когда воротились к костру, Лесана села чистить лук, а Лют устроился рядом.

Путники, покуда не стемнело, разбрелись всяк по своей нужде: кто лошадей распрягал и кормил, кто сани к ночлегу готовил, кто вполголоса судачил о том, о сём со спутниками. Ратоборец, невысокий мужик вёсен сорока на вид, с рыжей бородой и обветренным конопатым лицом, беспечно дрых в санях. Звали его Храном. Лесана ему завидовала. Хотела бы она так же устроиться нынче на соломе, укрыться от