Интервенция - Иван Алексин

Ладно, что-то отвлёкся я. Тем более от этих «шалых», что в Москву как тараканы набежали, всё же польза есть. Дороги, и впрямь, небезопасны, а потому выезжали дворяне из своих поместий во главе небольших отрядов которыми пополняли московский гарнизон.

— Ну, чего ты, Ксюша? — заглянул я сестре в глаза. — Люди же смотрят. Невместно царской сестре прилюдно слёзы лить.

— Может, я всё же останусь?

Ну вот, она опять за своё! Ведь договорились уже! Вроде убедил вчера, что в случае чего и мне, и Михаилу её ненаглядному в одиночку намного проще спастись будет. Вон в прошлый раз, когда мы оба из Москвы убегали, её поймали, а меня нет.

— Ты нам здесь ничем не поможешь. Решено всё. Может, до Костромы даже доехать не успеешь и весточка о нашей победе в дороге догонит.

— Поеду, — кивнула Ксения и, пересилив себя, попросила: — Обещай, что Михаила в беде не бросишь.

Мда. Прикипела сестра к князю. И видела его всего пару раз, когда тот с войском к Москве отступил, а сердцем уже прикипела. Хотя, ей ведь уже 27 лет. По нынешним временам — перестарок. Да и отчаялась уже Ксения за годы проведённые в монастыре, поставив на замужестве крест. А тут жених; молодой, красивый, знатный. Ещё и знаменитый полководец к тому же! Тут любая голову потеряет.

— Да куда я его брошу? — покачал я головой. — Мы с князем Михаилом теперь как нитка с иголкой; он на Москву смотрит, я в сторону Поклонной горы оглядываюсь. Порознь не победить.

Усадил сестру обратно в возок, поцеловав на прощание в щёку, махнул рукой Михайлову и долго потом смотрел вслед, Должны добраться. Архип, хоть и молод, а командир справный и лично мне преданный. Недаром я его в полусотники вывел. Из кожи вон вылезет, а царевну довезёт.

Мимо заскрипели колёсами телеги обозников, потянулись в город крестьяне из окрестных деревень.

— Государь.

Что-то в голосе Никифора заставило напрячься, отлипнуть взглядом с проглотившего возки горизонта.

Янис⁈

Побратим стоял возле одной из телег рядом с застывшим в ступоре возницей: весь какой-то потрёпанный, в поношенном явно с чужого плеча армяке, с недельной щетиной на подбородке. А сзади, из-за спины литвина настороженно выглядывала… Лизка? Я даже машинально головой мотнул, собственным глазам не поверив. Он полноватой, пышущей здоровьем полногрудой красавицы осталась едва ли половина. И эта худая, слегка сутулящаяся половина с наметившимися чёрточками морщин на осунувшемся лице едва держалась на ногах, бережно поддерживаемая литвином. Как она ещё дорогу до Москвы выдержала, непонятно? Неужто в возке нельзя было довезти?

Я зло закусил губу, почувствовав солоноватый привкус во рту. Ну, как так-то! Я же писал о Янисе Барятинскому, просил стольника Литвинова с невестой под свою опеку взять. Что там дороги от Ярославля до Углича?

Хотя, чего уж там. Хоть самому себе не стоит врать; сам виноват. Скинул заботу о друге на воеводу, а сам за полгода даже не поинтересовался ни разу: как он там? И это при том, что его невесту в тёмную использовал, под ножи и сабли убийц подставив.

Вновь соскочив с коня, бросаюсь к Янису, обнимаю, подхватываю, не дав упасть на колени, княгиню.

— Ты как здесь?

— Устал без дела в Угличе сидеть, — криво улыбнулся литвин. Вот и гадай теперь; то ли он просто на скуку пожаловался, то ли на то, что я о нём забыл, намекнул. — Как Елизавета от раны немного оправилась, в путь и собрались. Спасибо матушке-игуменье: к обозу, что во Владимир шёл, пристроила. А уже по дороги с Владимира на свою беду ватажку разбойников повстречали. Слава богу, Силантий, — кивнул он в сторону крестьянина, — подобрал и, во что было, приодел. Так с Божьей помощью и добрались.

Сам Силантий уже давно стоял на коленях, ошалелыми глазами смотря теперь на Яниса. По всему видно; когнитивный диссонанс у мужика. Наверняка только одна мысль кузнечным молотом в голове бьётся: 'Это кого же я на дороге подобрал, что сам царь с ним обниматься лезет? Никак, боярин какого тати раздели.

— Ещё не боярин, но тоже человек не простой, — заверил я бородача, окончательно вгоняя в ступор. — На, держи за службу, — сунул я ему несколько серебряных монет. Сначала хотел было дать золотой, вот только жалко мужика, пришибут. — Вспоминай в своих молитвах царского стольника Яниса Литвинова и княгиню Елизавету Зубатую.

Яниса с Лизкой я отправил в Кремль, выделив в качестве провожатых пару стремянных. Сам же пообещал приехать чуть позже, сославшись на дела. Смалодушничал, в общем. Не готов я был вот так сразу со своим побратимом серьёзный разговор начать. Нужно было решить; признаться перед другом в том, что я его вместе с невестой «в тёмную» использовал или всё на стечение обстоятельств свалить. В первом случае я мог потерять друга, во втором… Самому от себя потом противно будет.

Так что обратно в Кремль, я не спешил; заглянул в Замоскворечье, осмотрев построенные там острожки, съездил к Крымскому броду, уверившись что здесь из Скородома в Замоскворечье полякам переправиться будет довольно проблематично, затем встретился у Чертольских ворот с Матвеем Лызловым, убедившись, что задуманная мною ловушка практически готова. В кремль вернулся ближе к полудню, незадолго до обеда и велев принести в кабинет бутыль с заморским вином, позвал следом Яниса.

— Садись, — кивнул я литвину на кресло у стола. — Поговорим.

Молча разлил по кубкам вино, молча выпили.

— Я знал, что за Елизаветой будут охотиться людишки Филарета, — неожиданно для самого себя решился я. — И в том, что с ней случилось, моя вина.

Я замер, пытливо вглядываясь в лицо друга. Что ответит? Может ведь и в морду за такое плюнуть. Имеет право. Но Янис продолжал молчать, хмуро высматривая что-то на дне своего кубка.

— Я надеялся через княгиню сообщников Филарета выявить, — начал оправдываться я. — А с княгиней ничего не случилось бы, если бы она зачем-то из возка не вылезла. Она… — я запнулся, с раздражением оборвав сам себя и просто признал: — Моя вина. Прости.

— А стоило ли оно того, чернец? — поднял, наконец, глаза побратим.

— Стоило, — твёрдо заявил я. — Филарет всё