Княжна Тобольская 2 - Ольга Смышляева

— Да, я всё ещё злюсь, и да, проблема не разрешилась! Она дочка Тобольского, любой посторонний синяк на её теле недопустим, а вы… Именно! С октября Тобольский не внёс ни единого рубля в фонд Столичного института, более того — он натравил на нас княжеских аудиторов, и это я молчу о бесчисленных проверках безопасности, затеянных по его жалобам… Нет, они ничего важного не откопали, я не первый день на посту, — ректор немного успокоился и вернулся в кресло, его пальцы вновь оказались в опасной близости от моего значка. — Материалы внутренней проверки? Конечно, они у меня, — теперь он позволил себе улыбнуться и добавил с явным намёком: — В целости и сохранности, только и ждущие, когда им дадут ход… О нет, я вовсе не угрожаю. Не напортачьте вы с ритуалом, их бы вообще не было… Что? Уничтожить? Любопытно. Двадцать тысяч рублей… Нет, вы не ослышались и это не шутка. Переведите двадцать тысяч на мой счёт, только тогда я сотру материалы, слово офицера.

Лихо крутанувшись к окну, генерал вперил сверкнувший инфернальной жадностью взгляд в майскую зелень деревьев.

Я тут же воспользовалась шансом. Осторожно прижав кончики пальцев к стеклянной дверце, предельно сконцентрировала разум. Осечка недопустима!

Силой мысли приподняла значок на сантиметр от столешницы и медленно — крайне медленно, чтобы не привлекал внимание — потащила его к краю. Яр позади чуть слышно хмыкнул и с интересом подался вперёд, едва не вытолкнув меня из шкафа. Заметил, значит! Плохо, очень плохо, но я не остановилась. Выбора нет: либо пользуюсь псионикой на глазах у блондинки, либо объясняюсь перед ректором. Второе явно хуже.

Всё так же медленно значок опустился на пол и скрылся под ковром у ножки стола.

Телефон в руке ректора тихо пискнул, на дисплее высветилась красивая цифра с четырьмя нулями. Шантаж сработал без осечки!

— Надо было просить больше, — с недовольным вздохом пробормотал Тихон Викторович. Затем, вновь повернувшись к столу, разблокировал компьютер и открыл папку с моей фамилией.

Прозрачный экран позволил увидеть, с какой тщательностью он выполнил слово офицера: всё содержимое, каждый файл и фотография были пропущены через программу-ликвидатор, не оставляющую профессионалам даже шанса на восстановление. Двадцать тысяч огромная сумма по местным меркам, ради неё можно рискнуть возможными проблемами с князем Тобольским.

Как же вовремя я успела скопировать треклятую папку!

— А что́ Тобольская? — с ленцой в голосе спросил Костромской. — О ней не беспокойтесь. У девушки амнезия обнулённого, она ничего не помнит о дне ритуала… Да, это подтверждённый диагноз, псимограф не обмануть… Какие ещё странности? Василиса сумела восстановить эссенцию стихий вопреки прогнозам, разве этого мало? Хм… Нет, больше ничего, мне бы доложили. Единственное что, теперь она моно-практик воздуха, а не дуо-практик земли-воды, кем была прежде… Хорошо, если вскроется что-то необычное, поставлю вас в известность. Разумеется, за отдельную цену.

Судя по довольной физиономии ректора, его собеседник согласился с алчным условием.

— И повторяю в который раз — на этом между нами всё. Окончательно!

Едва он отключил связь, как в дверях показалась хорошенькая головка секретарши:

— Ваше превосходительство, простите, что отвлекаю, но это срочно. Вас ждут в актовом зале. Началось совещание по выпускным курсам, комиссия собралась.

Буркнув «Уже иду», ректор забрал документы, те самые, возле которых ещё недавно лежал мой значок, и поспешил на выход.

Выждав контрольную минуту в абсолютной тишине без единого движения, мы с Ярославом наконец-то покинули тесный, густо пропитанный дорогим одеколоном шкаф. По-хорошему, я должна была сразу драпать из кабинета, как тот кролик, но пришлось задержаться, чтобы подобрать значок председателя.

Эта секунда стоила мне свободы.

— Теперь ты не отвертишься, куколка.

Яр хлопнул ладонью по двери, только я схватилась за ручку. Вторая его ладонь прижалась к стене, заключив меня в подобие ловушки. Ледяной взгляд без намёка на снисхождение пригвоздил к месту.

— Выкладывай всё, что знаешь о ритуале: название, цель, имена твоих сообщников и каким образом в нём замешан ректор? Ради пустого баловства старшекурсников он не станет рисковать. Сокрытие кровавого ритуала гарантированно лишит его и должности, и свободы.

— С дуба рухнул? У тебя нет права требовать от меня хоть что-то.

Красноярский звучно стукнул рукой по двери.

— Отвечай, Тобольская!

Я попробовала его оттолкнуть, однако парень не поддался.

— Ты разве не слышал? — с вызовом уставилась в серые глаза напротив. — У меня подтверждённая амнезия, я ничего не помню на счастье ректорских друзей.

— Не помнишь, это точно. Ты здорово изменилась после ритуала. Характер, повадки, навыки, блондинкой начала меня звать и значок передвинула вовсе не стихией воздуха.

— Ей са́мой.

— Я бы почувствовал эссенцию ВЗ-, ректор тем более. Он, как-никак, практик-аудиал пятнадцатого ранга.

— Сквозняк из окна…

Новый удар по двери отбил всякое желание сочинять чушь. И любезничать тоже. На сей раз я без жалости пробила двойку в рёбра парня и попыталась поднырнуть ему под руку, но он не дал закончить манёвр. Ловко перехватил мои запястья и с чувством впечатал их в стену по обе стороны от лица, чем заметно снизил возможность к сопротивлению. Положение — хуже некуда. Ещё по спаррингам помню его сумасшедшую силу, без клинка такого не одолеть. Разве что псионикой. Псионикой-то запросто, ей пофиг на физические свойства объекта, но это не та ситуация, чтобы так грубо раскрывать козыри.

— А про Вологодского что скажешь? — оскалился Яр в своей раздражающей манере превосходства. — Такая любовь и тут как отрезало! Паша убивается по тебе, цветы шлёт, стихи пишет, а ты на него даже не смотришь. Променяла на восточного парнишку противоположных взглядов и положения.

— Что здесь странного? — рыкнула волком. — Я, знаешь ли, терпеть не могу предателей, кем бы они ни были прежде.

— А я терпеть не могу лжецов. Кто ты?

— Прости, что?

— Не что, а кто. Ты не Василиса.

Я дёрнула руками, однако добилась лишь того, что Красноярский сильнее сжал мои запястья. Могу, конечно, пнуть его коленом, но тогда он вывернет мне локти на болевой и ткнёт носом в штукатурку. Уж лучше так.

— Умом повредился, парень?

— Скорее, понял, что в тебе странного.

— Ну наконец-то! Да, сознаю́сь, я потерянная в детстве сестра-близнец Васи. Доволен?

Яр в сомнении сощурился:

— Хорошо. Что ты сказала в вечер нашей помолвки?

—