Сопротивление - Алексей Витальевич Осадчук

Хелена тоже осталась в столице. Я доверил ее воспитание и обучение Мадлен. Юная ведьма с многообещающим потенциалом присягнула мне и прошла обряд преображения магией ауринга. Верховная Мать пообещала мне, что девчонка будет в безопасности. Плюс ниссе, тоже оставшаяся в Лисьей норе, получила персональное задание — приглядывать за братом и сестрой.

К слову, после того как Якоб раскрыл свою тайну и тайну происхождения своих «внуков», он как-то внешне преобразился. Словно сбросил с себя десяток лет. Расправил плечи, стал, как будто, даже выше ростом.

История этих троих словно сошла со страниц какого-нибудь рыцарского романа, в котором были: убитые врагами молодые князь и княгиня, справедливо правившие своим княжеством, и верный телохранитель, спасший княжеских детей и сбежавший с ними далеко на запад в глухую деревеньку рядом с фронтиром. Где он и вырастил их, как своих собственных внуков, а сам из опытного дружинника перевоплотился в обычного деревенского старосту. И как вишенка на торте — появление, спустя много лет, старых врагов княжеских детей. Причем надо же было такому случиться — враги эти оказались слугами короля Кларона. Да не простыми, а настоящими вампирами, которых в этом мире называли стригоями.

Как-то слишком часто я стал слышать об этом Ольгерде. Впрочем, сейчас такое время — мир истинных и первородных трясет и колотит. Древние легенды и мифы обретают физическое воплощение. Интуиция подсказывает, что правитель Кларона очень скоро даст о себе знать. И после намека Инэс о кровавом кристалле, который вряд ли был уничтожен, я уже примерно понимаю, что ищет сангвальд…

В любом случае, княжеских отпрысков я решил оставить в Эрувиле, и их «дед» со мной согласился…

Из задумчивости меня вырвал тихий голосок Вайры, который донес ветерок. Я повернул голову и заметил мелькнувшую в окошке моего фургона головку эфирель. Два дня назад я отправил ее на разведку, чтобы она проверила, не идет ли кто-нибудь подозрительный по нашему следу. Судя по тому, что она быстро вернулась, есть поклевка.

— Что скажешь? — спросил я, войдя в шатер, установленный вокруг моего фургона.

Вайра уже сидела за столом и с удовольствием лакомилась медом, который стекал по ее пальчикам. Она и так была сладкоежкой, а после длительных полетов, так и вовсе могла съесть несколько банок меда не моргнув и глазом. Собственно, эта тяга к сладкому была не только у Вайры, но и у всех эфирель. Поэтому я следил, чтобы у меня в фургоне всегда было угощение для моих летунов-разведчиков.

Селина сидела рядом и не торопясь пила теплое молоко из небольшого стаканчика.

— Ты был прав, — облизывая палец, сказала Вайра. — За нами следует отряд теневиков. Три дюжины.

— Страйкеры?

— Не только, — покачала головой эфирель. — Есть два целителя, алхимики, артефакторы. Боевики тоже есть. Но у меня сложилось такое впечатление, что они не особо дружны между собой. Скорее, попутчики.

— Узнала кого-нибудь?

— Ага, — кивнула Вайра и потянулась за новым кусочком сотового меда. — Одну из групп магов возглавляет та страйкер, что была с нашей армией во время прошлой войны.

— Самира Клеман? — спросил я.

— Она, — кивнула эфирель и добавила: — Я немного понаблюдала за ними, и мое чутье подсказало, что некоторые маги из ее отряда… Как бы это сказать… Не те, за кого себя выдают. От них разит кровью…

Глава 15

Эрувиль. Бывший особняк Генриха де Грамона.

Во дворе бывшего дома Генриха де Грамона царила суета. Слуги торопливо переносили на повозки немногочисленный скарб: несколько сундуков, узлы с одеждой, пару старых кресел и ящики с тем, что не удалось продать за бесценок. Все остальное ушло ростовщикам: мебель, ковры, серебро. Дом, когда-то наполненный богатством и самоуверенностью его хозяина, сейчас напоминал опустевшую раковину, из которой вытащили все живое.

Бывшая графиня, а ныне виконтесса Кэтрин де Грамон стояла на ступенях крыльца и молча наблюдала за погрузкой. На ее лице не было ни слез, ни отчаяния — только сухая, вымороженная усталость.

Все слезы она уже выплакала. Не было более сил на истерики и причитания. Но полностью всех чувств она не растеряла. В ее сердце еще осталась холодная злость, направленная на человека, который теперь сидел в карете, сгорбленный и почти безжизненный. На ее супруга.

Генрих де Грамон не спал всю ночь. Он, как обычно, бродил по дому с зажатой в руке свечой и бормотал что-то себе под нос, словно повторяя молитву. Иногда среди его невнятных слов проскальзывали имена. Чаще всего — Габриэля. Он останавливался у дверей покоев старшего сына, уставившись в пустоту, будто надеялся увидеть там фигуру погибшего. Его тень блуждала по коридорам, как тень самого дома, опустошенного и раздавленного.

Теперь ее супруг сидел в карете, привалившись головой к окну, с лицом человека, лишенного разума и воли. Взгляд пустой, рот то и дело повторял беззвучные слова. Он не замечал ни суеты вокруг, ни своей жены, ни собственной дочери.

Кэтрин смотрела на него и чувствовала только презрение. Когда-то он был полон высокомерия — слишком знатный, слишком гордый, слишком уверенный, что брак с «бедной ветвью» ее рода — его милость, его одолжение. Он никогда не упускал возможности напомнить Кэтрин о том, что их брак — это ошибка его родителей. И что они могли бы подобрать ему партию и получше.

И вот теперь он сам превратился в тень. В падшего графа, лишенного титула, дома, денег, уважения и разума. Его долги разорили их семью окончательно.

Слухи о позоре разлетелись по столице быстрее ветра. Раньше родня Кэтрин принимала их неохотно — Генрих за годы брака успел посмеяться и над ними, и над их положением. Теперь им не были рады даже старшие братья Кэтрин. Единственная, кто согласилась приютить их на время, — дальняя родственница Кэтрин, старая баронесса де Гроли, имение которой находилось где-то на юго-западе, в самой глуши Мэйнленда.

Кэтрин непроизвольно сжала кулаки. Внутри нее что-то всколыхнулось. Что-то темное и гадкое. Все потому, что она только что вспомнила истинного виновника всех их бед.

Этот проклятый бастард… Это он во всем виноват! Она ведь просила Генриха не вызывать его в столицу! Пусть бы оставался в той глуши, куда они его отправили. Тем более, что ублюдок Фердинанда уже практически был при смерти.

Эх, знай Кэтрин наперед, чем обернется приезд бастарда в столицу, она бы, не побоявшись