Шушмор. Наследие исполинов - Константин Викторович Кузнецов

— Это оно как всегда, — кивнул Зубов. Ничего другого от уездного жандармского управления он и не ожидал. У них здесь свой уклад, свои распорядки, а он своим рапортом вроде как с уставом в чужой монастырь сунулся. Конечно, никто на коней не вскочил и в наступление не ринулся. Покамест все разберут, рассмотрят, ужо, может, никуда спешить и не надо будет.

«Ну да ладно, бумага есть уже легче», — рассудил Зубов. И решил перейти к главному.

— Скажи-ка, мил друг, а за собой слежки ты, случаем, не заметил? Вдруг кто преследовал или просто наблюдал, как ты важные дела делаешь?

Гвоздев усиленно затряс головой:

— Никак нет, ничего такого и в помине не было!

— Странно.

Зубов задумался, подошел к окну и, прищурившись, указал на улицу:

— Шумно сегодня. Чего случилось-то?

— Да как же не случилось, — кивнул околоточный. — С утра, не спавши, на ушах стою. Его высокоблагородие из Москвы к нам пожаловал. Обер-полицмейстер по особым поручениям Александр Васильевич Пикль. Говорят, такая фигура, что генералы перед ним бородами да бакенбардами от страха трясут. Ой, а вы, наверное, знакомы?

— Было дело, — не переставая размышлять, кивнул Зубов.

Оказавшись рядом с временным начальником, Гвоздев только сейчас заметил, в каком непотребном виде находится одежда сыщика.

— Эва как вас потрепало-то за ночь. А вы что же, все работали?

— Работал, — сухо ответил Зубов.

— А чего же к Ульяне не пошли покемарить? Или решили не будить?

— Решил.

— Эх, сразу видно, благородный вы человек, Иван Федорович. Прежде всего не о себе, а о других думаете.

— О других, — в очередной раз повторил Зубов.

Внезапно на лице сыщика возникла странная улыбка.

— А ведь и то верно. Урочище… Пикль… Думать о других.

Околоточный согласился. Но как обычно ничего не понял.

— Ты лодочника Василя сейчас сыскать сможешь? Нам надо быстро на остров ваш Смердячий сплавать, — сказал сыщик.

Гвоздев только выпучил глаза:

— А как же начальство⁈

— Никуда твое начальство не денется. Явишься к его строгим очам позже, когда хлеба-соли примет, подобреет, тогда и отчитаешься. А сейчас у Александра Васильевича забот полон рот. Представляешь, как он осерчает, когда ты к нему с порога все наши страсти местные выкатишь?

Околоточный думал недолго, всего пару минут.

— И то верно. И как это у вас, Иван Федорович, все складно выходит. Будь по-вашему. Сейчас Микитку кликну, он быстро к Василю метнется!

— А недолго ли выйдет?

— Так он здесь у Лельки харчуется. Да ты не боись, Федырыч. Сейчас организуем, одна нога здесь, другая там.

Ждать действительно пришлось недолго. Совсем еще юный паренек лет десяти возник на пороге буквально через двадцать минут. Снял кепку, отдышался и испуганно затараторил:

— Я, как мне было велено, побег. Добрался, а зайти не могу. Хозяйку кличу, а она ни того. Пес у них больно шумливый и кусачий! Так я изловчился и поленом по будке трахнул.

Зубов вспомнив ночной инцидент с Фролом, почесал затылок. А Микитка тем временем продолжал:

— Короче, пес заскулил, а я пробег быстро. Смотрю, сапоги лодочника у порога. Думаю, стало быть, в избе. Начал в дверь барабанить, ну и получил нагоняй от хозяйки. А когда объяснил, кто Василя кличет и зачем, велела передать следующее. Плох лодочник, ногу от раны раздуло, всю ночь в горячке промучился. К утру лишь заснул. Но в хворе, стало быть, бредит, все какого-то Ураса зовет. А кто это таков, хозяйка и не ведает.

Шмыгнув носом, Микитка замолчал, а Зубов покосился на испуганное лицо околоточного.

* * *

Взгляд обер-полицмейстера выражал явную озабоченность.

— Что значит исчез? — после недолгой паузы поинтересовался он у старушки, что, виновато опустив голову, сидела возле печи и перебирала пальцами узор на платке.

— Так не впервой ведь. Выпустила я змия, все как полагается, ну он вашего шыщика и цап-царап. Думаю, чего ночью копошиться. Утром приберусь. С рассветом хватилась, а его и нет. Убег мертвец, как пить дать, убег.

— А где амфора? — уточнил Пикль.

— Знамо где, в тайнике. Как велели: призвала, верни на место.

— Кто следил за тобой?

— Упаси Господь!

— Может, приходил?

— Да мой дом все за версту обходят. А еще ведьмой кличут, — недовольно скривилась Ульяна.

— Правильно, кличут, — согласился обер-полицмейстер. — Ведьма ты и есть!

Стоящий у стены Шмелев чертыхнулся и пошел в прихожую.

— Погодь! По-моему, Фрол вчера вечером тут крутился! — внезапно спохватилась старуха. — Ой, батюшки! А ежели он меня до усыпальницы проводил? Это чего ж теперь будет-то⁈

Вскочив с места, она запричитала, забегала по избе. Быстро собралась, но так и не успела выйти на улицу. Елейный голос Александра Васильевича остановил ее в сенях.

— Не торопись! Что случилось, то исправить можно, а что не случилось, уже и не случится. Фрол кто таков, рассказывай.

— Да грешник местный. Бывший пьяница со стекольного завода. Раньше в друзьях с купцом Костеровым ходил. А потом взял и исчез. Уж, почитай, как годков шестьдесят воскрешился. Помню я его, окаянного. Перепил он как-то и в болоте потонул. Его до седьмицы искали, а потом плюнули. Тогда Фрол и обратился. Он-то, дурья башка, даже не понял, что с ним приключилось. Только лет через пяток смекнул, не просто так он по лесам шатался. А еще голос у него в башке свербеть стал. Он ее Зизи называет. Якобы с ней сам Шушмор беседы ведет и Фролу передает.

— Голос, — повторил Пикль. — Интересный персонаж. Почему ж ты мне, собака, ничего не докладывал? — обратился он к Шмелеву.

Тот виновато пригнул голову, чтобы не удариться о притолоку и вернулся в избу.

— Не подумал! Он ведь балбес балбесом. Ходит по округе и песни дурниной орет. Чего с него станется?

Пикль встал, забрал лежащую на широкой скамье трость, шляпу и направился к выходу. Поравнявшись с полицейским, остановился, бросил на того сердитый взгляд, положил руку на плечо и, слегка надавив, предупредил:

— Пойдем, посмотрим, кто из вас дурак, а кто так, погулять вышел. И уж если жребий падет на тебя, не обессудь, сгною в казематах, без всякого прощения.

* * *

— Дурная эта затея, — ответил околоточный, вступая на берег.

Зубов ничего не ответил. Вышел, огляделся, подошел к ближайшему дереву и указал на свежую зарубку. Точнее, это был след, оставленный не лезвием, а человеком: содранная кора и крохотная кровавая полоска.

Лодку закрепили, обмотав веревку вокруг коряги. Взяли котомку, которую собирал сыщик, и отправились вглубь леса.

— Куда мы? — поинтересовался Гвоздев, когда они углубились в чащу.