Зима - Юрий Выборнов

Парнишка этот сразу как-то мне не понравился. Выглядел он, как бы так помягче выразиться… Вот знаете, когда смотришь на незнакомого ребенка и сразу становится понятно, что это сын алкоголиков или просто из неблагополучной семьи. Так вот, именно так он и выглядел, как уличный сорванец, брошенный родителями на произвол судьбы. Но это как бы не главное. Какая мне разница, кто как выглядит? На станции каждый третий выживший бродяга похож на бомжа. Я и сам со своей свезённой физиономией был похож не пойми на кого. Уж мне и крем нашли, и даже таблетку какую-то крошили между двумя столовыми ложками и посыпали болячки, так всё равно долго заживали.

А главное то, что Алексей этот был чуток нагловатый. Другие скажут, наоборот, парнишка молодец, ничего не стесняется и пытается выжить как может. Остался один на этом свете и вместо того, чтобы опустить руки и раскиснуть, пытается шевелиться и что-то делать. Я с этим не согласен. Пути выживания бывают разные… Некоторые выбрали грабежи и убийства… Так что теперь и они тоже молодцы? А что? Тоже не опускают руки и шевелятся…

В общем, Алёша этот сразу смекнул, кто что на станции из себя представляет. Тут же начал помогать таскать из леса дрова и топить со мной печь. Верней, не со мной, а вместо меня. И всё посматривал, как на эту его инициативу реагируют мужики. А им хоть бы что. Они печь почти не топили до меня, и работу эту себе придумал я сам, чтобы начать двигаться. Все бока уже отлежал, пока приходил в себя. Потом сядет к нам за стол, когда обедаем, и вместо того, чтобы попросить угостить его едой, смотрит каждому в рот и тяжело вздыхает, по-театральному так. У мужиков сердце таяло, конечно, и паренька поначалу подкармливали. Но через какое-то время жёстко объяснили, что тут не биржа труда и работники не требуются, и уж тем более не богодельня с бесплатной кормёжкой, и что жалостливый взгляд больше на них не подействует. Это жестокий мир, и в нём жестокие правила. Просил приют на пару дней – прошло больше, и дверь вон там.

Алеша заплакал и стал умолять, чтобы его оставили или хотя бы еще раз покормили. Не подумайте, что я какой-то черствый. Алексей не был похож на голодающего. Тело его выглядело плотным и даже упитанным. Жирные волосы, аккуратно зачесанные расческой набок, и розовые, будто с мороза, щеки. А слезы и мольба совершенно очевидно наиграны. Уверен, парню было совершенно фиолетово до морали, и унижением он это не считал. Лёша увидел простачков в тех мужиках и решил доить их до последнего.

– Так как он оказался в пионерском лагере мёртвый? – не выдержал Борис Валентинович.

Мужчина встал и налил себе ещё заварки из стеклянной банки. Затем разбавил кипятком из чайника и сел обратно.

– Парня оставили еще на одну ночь, – продолжил Серёжа. – А на утро, вы не поверите, за ним пришёл отец.

Старших это сильно удивило, ведь им Алёша сказал, что сирота.

Парнишка как увидел папашу, так сразу встрепенулся и попытался убежать. Тот успел схватить его за шиворот и не дал ускользнуть.

Самое страшное было впереди. Малец встал на колени и просил… Нет, умолял его отпустить. Тот что-то в ответ бубнил и одёргивал ближе к себе. Мужикам стало интересно, чем так провинился сын, что отец с ним так обращается. Тот достал из сумки длинный самодельный нож с грубо вырезанной деревянной ручкой и завёрнутым в тряпку лезвием. Такими обычно закалывали скотину в деревнях. Снял тряпку, приставил его к горлу паренька и сказал: «Нужно избавить мальчишку от дальнейших неизбежных страданий, и если этого не сделать, то обязательно пострадают невиновные люди».

Мужики глаза вытаращили и хотели уже спасать Алёшу, но отец ловким движением второй руки расстегнул ветровку, задрал три майки на сыне, и все в зале ожидания увидели рану на животе. На нем висел кусок кожи и были следы от многочисленных укусов. Странно, но кровь не текла в том объеме, в котором обычно бывает при такой ране.

Мужики велели немедленно покинуть станцию, и двое вышли наружу.

Серёжа вдруг замолчал и сделал вид, словно до этого ничего не рассказывал.

– Не тяни, Серёж, – не выдержал Николай Николаевич. – Я же с ума сойду от любопытства. Что же дальше случилось?

– А ничего не случилось, – молодой смотритель резко встал из-за стола и, сложив руки за спиной, принялся ходить по комнате туда-сюда. – Не смог отец убить Алексея. Сказал, пока искал его, был готов, а сейчас не поднимается рука. Просил старших сделать это вместо него, даже ресурсы предлагал. Те, конечно, отказались и велели проваливать подальше. Тогда у мужчины полились ручьем слезы, и было понятно, что контролировать их он не мог. Отец отпустил Алёшу и сказал, чтобы тот бежал… Без оглядки и остановки… И что пойдет за ним и если найдет среди людей, то обязательно лишит жизни. В этот раз уже не задумываясь и не колеблясь.

Парнишка, услышав эти слова, вскочил и рванул, вот только не вдоль железной дороги, а сразу у станции и свернул в лес. Убитый горем отец медленно побрел в ту же сторону, заматывая лезвие длинного ножа в тряпочку.

Про бывший пионерский лагерь я узнал позже от Бориса Валентиновича, когда уже и забыл про этот случай. Видимо, паренёк наткнулся на него, заперся от убийцы на ключ и подпёр дверь железякой. Ну а через время умер от вируса в ране. Вот только непонятно, обратился Алёша всё-таки или нет.

– То есть, по-твоему, он нашел связку ключей в медпункте, – возразил Николай Николаевич. – Подобрал ключ к кладовой, снял и отнес ее обратно? Что-то не клеится версия.

– Ключ мог уже торчать в замочной скважине, – спокойным голосом ответил Серёжа.

– Значит, отец его так и не нашёл, – сказал Борис, допивая вторую кружку чая.

– Этого мы никогда не узнаем, – улыбнулся Сергей и посмотрел в окно, слегка отодвинув штору. – Нам пора на станцию.

Борис резко встал и быстрыми шагами вышел из комнаты. В коридоре послышался скрежет замка, скрип петель, и через время снова раздался шум. Послышались частые шаги, и уже через несколько секунд опытный выживший вернулся в комнату.

– Это опасно, – тихо сказал Сергей.

– Я должен был убедиться, – ответил Борис Валентинович. – На теле действительно три майки и что-то похожее