Время выбора 3 - Владимир Георгиевич Босин

С утра проснулся с ощущением, что этот день будет особый. И в самом деле он не рядовой. Я обещал на вторую годовщину нашей свадьбы устроить нам настоящее путешествие.

Катя семь месяцев назад подарила мне сына. Назвали его Петром, и сейчас состояние здоровья малыша позволяет оставить его на мамок, а самим отправится в длительное путешествие. В планах провести инспекцию строительства Зимнего дворца в Санкт-Петербурге. После окончания строительных работ я планирую перебраться в новую столицу. Одновременно переезжают основные коллегии и Сенат. Для этого есть все возможности. А далее нас ждёт поездка по странам западной Европы. Для Екатерины Александровной это будет первое посещение заграницы в высоком ранге императрицы. И она этого ждёт как девчонка.

Я, одетый для дальнего путешествия спустился на плац, где построился мой личный конвой. А пока комендант Кремля генерал-майор Шталькберг чётко по-военному делал формальный доклад, я краем глаза осматривал своё семейство. Настя, как всегда, возле Фёдора. Младенец Пётр на руках у мамки, а вот Андрей стоит ближе ко мне. Он остаётся, но уже вполне понимает свой статус. Три года назад я официально назначил его своим приёмником и это устраняет все недомолвки и попытки внести изменения в порядок наследования. Великий князь-цесаревич Андрей Иванович также является шефом Ярославского полка со званием полковника. Все офицеры моей армии дали присяги на верность моему наследнику. В этом плане я спокоен.

А вот Катя, наверное, мыслями уже в пути. Она стоит в дорожной одежде возле своих фрейлин, отдавая им последние распоряжения. А по лицу заметно, что она нетерпелива и возбуждена.

Уловив обращение с полным именованием моего титула, я посмотрел на молодцеватого и раскрасневшегося коменданта гарнизона. И вдруг к голове будто кровь прилила, обдало жаром. Уши моментально заложило, и я полностью оглох. Да и в глазах что-то двоится. Меня повело в сторону, и я только заметил удивление и тревогу в глазах Шталькберга. Небо резко прыгнуло в сторону и сознание покинуло меня.

Сначала я почувствовал странный запах, пахло едой. Потом прорезался слух. Рядом кто-то негромко говорил. Слава богу, живой. Но вот попытка открыть глаза и приподняться — не удалась. Потихоньку я поднёс руку к лицу и коснулся глаз. Протерев их, я наконец смог разглядеть помещение, в котором нахожусь.

Что-то я глючу — в голове туман, будто я прихожу в себя после серьёзной болезни. Светлые стены, футуристического вида кровать. Это сильно напоминает обычную больничную палату. Я здесь не один, лежит ещё страдалец. Около него сидит на краешке кровати немолодая женщина. Она пристроила на тумбочки какие-то баночки и пытается кормить с ложечки лежащего больного.

Теперь ясно, откуда запах еды.

— О Надюха, смотри, сосед очухался. Кликни сестру, скажи, чтобы врача позвали.

К концу дня я был близок к попытке наложить на себя руки. Когда в палату просочился среднего возраста крепыш, с бритой до ослепительного блеска головой и назвал меня Константином Павловичем, я окончательно понял, что попал.

— Ну а что, мы Вас подлечим. Полежите в палате интенсивной терапии недельку, а там посмотрим. Константин Павлович, а родня то у Вас имеется? А то Вас привезла скорая три дня назад с инфарктом, и никто так и не приходил.

Увидя моё отрицательное движение головой он продолжил, — Вы в состоянии оплачивать эту палату или нам придётся перевести Вас в общую? А там шесть человек, сами понимаете. Да и желательно проколоть Вас лекарствами, которые придётся покупать за свои деньги.

Ну, узнаю родную медицину. Пока в палате суетился народ, я ещё держался. А вот вечером на меня накатило. Передо мной перематывается жизнь, проведённая в другом русле истории.

Вот я впервые осознал себя в другом теле. Новые люди, другая культура, иная ответственность. Я, как бы заново проживаю эту жизнь. Вспоминаю близких мне людей. Брата Алексея, жену Аню, детей, вторую супругу. Как же они там без меня. Я, конечно, пытался подготовить всё, чтобы моё исчезновение не привело к краху моих начинаний. Общество Российского государства стабильно, органы власти имеют большой запас устойчивости. Пока сын не достигнет совершеннолетия, ему будут помогать назначенные мною члены регентского совета. За это я не волнуюсь.

От сильной боли за грудиной я застонал, и сосед вызвал медсестру с поста. Женщина пригнала дежурного врача и тот обколол меня лекарствами, от которых я мгновенно отключился.

Две недели я пролежал в этой палате, потом перевели в обычную.

Вскоре я сам начал вставать, ходил в туалет и столовую.

Как объяснил мне лечащий врач, мне повезло. Вовремя приехала скорая, слесарь сломал дверной замок и меня забрали. Первичный инфаркт удалось своевременно купировать, поэтому в принципе я могу вернуться к полноценной жизни. Но, с кучей ограничений.

Вернувшись домой, я быстро наладил свой быт. Так как Наташа не отвечала на мои звонки, я поехал к ней домой. Дверь никто не открыл, а вышедшая соседка сказала, что с Натальей случилось что-то плохое и она в больнице.

Ужасно видеть человека, которого знал и любил всю жизнь в таком состоянии. Обширный инсульт сделал из неё восковую мумию. Переговорив с её врачом, я вернулся в палату. Пожилая женщина подключена к аппарату поддержания жизни и никаких шанцев на улучшение. Через некоторое время её отключат и всё.

Несмотря на категорический врачебный запрет, дома я позволил себе рюмку коньяка. Да плевать, это не жизнь, а жалкие судороги. И я налил полный фужер. Меня быстро развезло, и я отключился.

Опять видения — какие яркие краски, такие бывают на восходе, когда солнышко ещё не вошло в полную силу. Поляна с луговой травой, над нею стелется белесый туман. Он мешает рассмотреть подробности, такое ощущение, что кроме этой поляны ничего в мире не существует. И полная тишина. А нет, послышался птичий гомон и стрекотание цикад. Небо чистое, безоблачное, но светила не вижу.

Я поднял свои руки в попытке рассмотреть кисти. А они будто прозрачные, даже косточки просвечивают сквозь кожу.

Но меня это, почему-то совсем не волнует, на душе спокойно. Здесь не нужно волноваться. Неужели это и есть смерть, небытие. Так незаметно перешёл грань, оставив позади все тревоги и горести.

Вот только, я опять вспомнил своё семейство. Мысль о близких, о детях и жене, о всём том, что занимало меня полностью добрых три десятка лет, не даёт насладится раем. А это место ничем иным не