Крестовый поход - Дмитрий Шереметьев

криками и шумом боя. Не понимая, что происходит Элезар остался на месте и увидел, как выбегающих в его сторону разбойников перехватывают прошедшие мимо него минутой назад люди. С радостью он понял, что это его товарищи.

Но он не стал выбегать к ним, а прождав ещё немного времени, обтёрся насколько смог травой и, встав, уверенной походкой направился в разбойничью деревню, как не в чём ни бывало.

Самое забавное, что до входа в своё бывшее узилище его никто не замечал и не обратил на него внимания. Входя в дом, он услышал обеспокоенный голос здоровяка Бодуэна:

— И куда он мог деться? — и на сердце его потеплело.

— Не меня ищите, друзья? — зашёл в дом улыбающийся голливудской улыбкой Элезар. Правда, губа была разбита, на лице красовался новый синяк, хотя старые исчезли лишь недавно, а одежда была бурого цвета, от напитавшей её крови. К счастью это была не его кровь. О чём он и сообщил взорвавшимся криками радости и беспокойства друзьям.

Весь оставшийся день прошёл в суете. Взяв кое-какие трофеи, не обращая внимания на возмутившегося этим Габриэля, рыцари вернулись в свой лагерь, а главарь разбойников со своими людьми остался хоронить погибших и подсчитывать убытки.

Пётр приказал остаться в Бонди ещё на день, поэтому вечером удалось собраться за костром своей компанией: Элезар, Александр, все русичи, Аглаек и присоединившийся к ним новый спутник, спасённый Александром шестнадцатилетний юноша по имени Утред, который даже не выглядел на свои годы. Молодой парень поначалу пытался прислуживать Александру, как слуга, которые были у многих рыцарей. Однако ему объяснили, что он их спутник и хотя нести все тяготы пути ему придётся, как и всем, но принижать и забивать его никто не будет. Главным является Элезар, а Александра он должен почитать, как священнослужителя, с ролью которого тот давно смирился, устав объяснять, что он не принял монашеских обетов, а так же как своего спасителя. А после того как мальчик рассказал свою историю, все стали относиться к нему даже с сочувствием. Правда, разговорить его удалось не сразу. Сперва он стеснялся и даже отказывался от еды, хотя и был явно голоден.

Однако, всё же насытившись и выпив вина, к которому явно был привычен, мальчишка под наводящими вопросами всё же разговорился. Оказалось, что родился он в далёкой Британии. На севере этого острова. Его отец участвовал в восстании против короля Вильгельма, но планы заговорщиков потерпели крах. Что стало с отцом, он достоверно не знал, а о самом отце говорил туманно и без подробностей, видимо, ему было ещё очень больно упоминать эту тему, но ему самому и одному из людей отца, который за ним присматривал, удалось бежать сначала к друзьям отца в Нормандию. Затем подальше от власти и глаз короля в окрестности Парижа. Здесь деньги у них закончились, и его воспитатель принял решение присоединиться к Габриэлю. Он хотел лишь заработать денег, а затем отправиться дальше. Воспитатель был хоть и не особо знатен, но благородного происхождения и имел родственников где-то в Аквитании, к которым и хотел перебраться вместе с воспитанником. Но не успел. В первом же деле, к участию в котором его подтолкнуло обещание быстрых и лёгких денег, он сложил голову от рук рыцарей Петра. Звали его Гастон, и у него был арбалет.

На этих словах Александр вздрогнул. А затем шёпотом, продолжая слушать юношу, помолился за упокой и прощение Гастона, который, ввязавшись в плохое дело, чуть не погубил вместе с собой и воспитанника и поблагодарил Бога, что тот надоумил его спасти мальчугана, который себя ничем запятнать не успел и лишь слушался своего воспитателя.

Утром, отлично выспавшись и отдохнув, путники быстро собрали свои пожитки в повозки, облачились и отправились в путь.

Уже после полудня они достигли Парижа, до которого оказывается, было рукой подать.

Сначала, выйдя из леса, они ехали через поля и частые небольшие деревни, а затем показалась и река. Величественная и красивая Сена густо заросла камышом, но дорога скоро вывела их к довольно глубокому рву и деревянной стене, что опоясывала весь город, в том числе со стороны реки. Пред стеной построек не было, видимо, на случай штурмов и осад. Всё же «эпоха викингов» парижан кое-чему научила, в том числе тому, что не сто́ит пренебрегать безопасностью, а каменные крепости на острове — это, конечно, хорошо, но весь город там не спрячешь.

Через некоторое время они подъехали к воротам и встали в очередь, а затем, наконец, оказались в Париже.

Глава 14. Париж

— Увидеть Париж и умереть! — продекламировал Александр на латыни, когда их взором предстала небольшая площадь, от которой отходили улицы сразу в трёх направлениях. По периметру она была окружена деревянными строениями, хотя вдалеке и за рекой на острове виднелись «цивильные» постройки из камня и даже аналоги многоэтажек частично из дерева.

— Увидеть Неаполь и умереть!*— улыбнулся ему Элезар.

*лат. «Videre Napoli et mori» — в те времена это крылатое выражение, вероятно, звучало так.

— Пожалуй, оба варианта того не стоят — кивнул Александр, и они рассмеялись.

— Я слышал король в Париже, вот бы он принял нашего благодетеля у себя, а мы бы с ним… — присоединился к их беседе Аглаек.

— Вот скажи мне, мой пронырливый друг, откуда ты вечно всё знаешь? — задал ему вопрос, находящийся в превосходном расположении духа Александр. Рука почти не болела, и это его как раз и радовало, но он всё же берёг её, держа в самодельной подвязке, а конём управлял левой.

— Я просто очень умён и умею слушать, а не болтать языком попусту— философски и загадочно изрёк Аглаек, и молодые люди, переглянувшись, снова рассмеялись.

Их процессия, втягивающаяся в становящиеся узкими и тёмными улочки, вызывала немало внимания, хотя движение в город и из города было оживлённым. Но такого множества воинов в одном отряде сразу — не наблюдалось. Не обращая внимания на взгляды, они отправились направо, и дорога привела их к воротам через деревянную стену, в этот раз без оборонительного рва, выходящую к Сене и портовым сооружениям на берегу реки. Здесь они повернули налево к двум видневшимся мостам острова Сите. Видимо, Пётр действительно собирался остановиться, если уж и не во дворце короля, то, возможно, в одном из многочисленных аббатств Парижа, располагавшихся, как на центральном острове города, так и на левобережье.

Почти так оно и оказалось, только без удобств епископства Реймса. В итоге их принял Божий приют для путников