Сон негра - Даниил Юрьевич Гольдин

А потом вокруг вода забурлила, меня цепкие руки хватать стали. Толкнут, за одну конечность потянут, за другую – плотно я с сетью сросся. Но дергают руки, что-то распутывают. Кажется, сеть режут. Руки настойчивые, меня уже один раз из воды вытащили – и сейчас вытащат. Я не противлюсь.

За шиворот, наконец, схватили, и потянули куда-то. Видимо, вверх потянули. Сначала светлее стало. Я мельтешение различать начал. И сильно голова заболела: давление падает. Того и гляди глаза лопнут. Чувствую – кровь мелкими пузырями вскипает, все тело чешется – больно. Дергаюсь. Они не пускают, но встали, зависли в толще воды.

Пузырьки в крови вспенились и постепенно опадать стали, как в бокале шампанского. Только чуть отпустило – снова тянут, и снова вскипает. Я от боли дергаюсь – и снова стоим мы, ждем.

Вода посветлела. Я различаю тени: длинные ласты, причудливые силуэты. Двое под руки меня держат. Один толстый, почти квадратный. По-лягушачьи конечностями воду толкает. И на руках перепонки. Голова непропорционально большая. А второй весь изящный, гибки, только с баллоном на спине и маска таращится: шумно дышит, пузыри пускает. У этого перепонок нет на руках.

Раз семь я вскипал: глубока река, долго мы с рыбами гнили. Дни, может, месяцы – почем мне знать. Спокойно там было, а теперь опять что-то новое будет.

Наконец, добрались до поверхности. Меня ослепило искристое солнце. Я зажмурился и дал себя поволочь – будь, что будет. Все равно я слишком устал, чтобы еще противиться тому, что само происходит. Тащите меня, куда пожелаете.

Перевернули меня на спину, голову над водой держат – будто мне дышать срочно нужно после отлучки с мертвыми рыбами. Вот уж действительно, срочно дышать. Еще минута – и умер бы.

Подступил булькающий смех. Глаза все открыть не могу, солнце слепит. Хорошо, как в детстве: лежу на спине, вода держит. Покой.

Потом выволокли на речной песок и давай на грудь давить. Ритмично и сильно, того и гляди, переломают ребра. Совсем дураки что ли? От этого досадного неудобства, наконец, открываю глаза, жмурюсь: надо мной, скрестив на жирных телах руки, стоят две жабы в форме в красную полоску с фуражками на бугристых башках.

Приплыли. Их мне еще не хватало.

Моргаю. Человек в водолазной маске упорно плющит мне грудь. Внутри появляется зудящее беспокойство. Я кашляю, сплевываю воду. Она как рвота поднимается по трахее, выливается из дыры в щеке. Для меня ничего особо не меняется.

Песок горячий. Я погружаю в него распухшие пальцы. Солнце ласково сушит кожу.

– Ну что, Александр Сергеевич? Как поплавали? – одна из жаб мерзко тянет в улыбке мясистые губы. – Думали от правосудия укрыться? – раскачивается с пяток на мыски. Перепончатые лапы у него каким-то образом помещаются в потертые лакированные ботинки.

– Пизда вам. На восьмеру поедете. Минимум. В болото строгого режима. Кваааа! – без прелюдии пообещал жаб.

– Но вы не волнуйтесь раньше времени, – поддакивает другой, еще более гадкий.

Его зеленая кожа, вся во вздувшихся буграх, блестит от пота и жира. – Мы сейчас с вами протокольчик составим, во всем разберемся. Может, и трешечкой ограничимся, если сотрудничать будете.

Оглядываюсь, не поднимая головы. На проселочной дороге стоит черная карета, никем не запряженная, без оглобель и упряжи.

Поодаль, на пригорке, трое оборванных детишек внимательно наблюдают за происходящим. Заметив, что я на них смотрю, девочка тянет мальчишек за рукава, и они, толкаясь, торопливо прячутся за пригорок. Через пару мгновений их головы показываются в густой осоке на границе песчаного берега.

– Слышишь, мудила? – болезненный тычок в ребра лакированным ботинком возвращает мое внимание к земноводным.

– Кви! Повежливее с молодым человеком. Уверен, он будет во всем сотрудничать, – слащаво останавливает напарника жирный жаб.

Впрочем, это не мешает Кви еще пару раз пнуть меня.

Потом он легко поддергивает меня с песка, ухватив под локоть. Я не сопротивляюсь, встаю на ноги – ноги держат, хотя я их почти не чувствую.

– Заплати господину Сому положенный гонорар, – указывает второй жаб.

Видимо, он старше по званию.

Кви достает из сюртука два золотых орешка и щелчком отправляет в воду. Орешки не успевают коснуться воды, когда на поверхности образуется воронка. Золотые исчезают в ней. Я вижу только смутную темню тень под рябью. Вода смыкается мутным зеркалом.

– Видите, Александр Сергеевич, отечество везде за вами присмотрит, – не прекращая тянуть губы в ухмылке, говорит старший. Кажется, его губы так растянуты, что вот-вот лопнут.

Из лука бы в эту харю. Ах где же мой короткий лук?

Я вспоминаю, что в какой-то момент, когда осталась со мной только одна рыба, я ощущал рядом чье-то присутствие по незнакомому колебанию воды. Кто-то большой плавал вокруг меня, но я не смог установить с ним контакт. Большой мне не отвечал. До последнего я хотел думать, что это Щука.

А это был Сом. И, похоже, Сом сдал меня. Всегда недолюбливал этих падальщиков. Жиреют столетиями, забившись под коряги, жрут всю гниль, что на дно опускается.

Жабы берут меня под руки и волокут по песку к карете. Заталкивают внутрь.

Я не сопротивляюсь, это злит Кви. Он находит повод ударить меня в живот острым локтем. Повод в том, что я оступился на подножке кареты.

Я еще раз бросил взгляд на детей, и они тут же спрятались глубже в траву. Умные дети.

Меня усадили на деревянную скамью. Кви достал из-под нее массивные кандалы, на вид тяжелые, словно я был каким-то могучим чудовищем и мог разнести эту карету парой движений лап. Не очень понятно, зачем бы тогда привинчивать их к полу, если от пола бы ничего не осталось, но я не стал погружаться в эти размышления. В несоответствии ощущался подвох, в котором очень не хотелось сейчас разбираться.

Кви накинул один из браслетов мне на запястье. Оно оказалось слишком тонким и я, кажется, мог бы без особых усилий вытащить руку.

Но ни к чему их злить. Рано еще. Так что я постарался положить руку так, чтобы браслет на моем запястье казался жабам максимально надежным. Второй обруч жаб надел на себя. Теперь мы были с ним сцеплены, и оба зачем-то пристегнуты к полу кареты. Странное приспособление.

– Готово, Кво, – довольно квакнул мой конвоир, убедительно звякнув браслетом на своей пухлой мясистой лапе.

Похоже, жабы считали, что так поднимают безопасность