Медицина Древнего. Часть 2 - Александр Четвертнов

Ближе к вечеру, перед ужином, снова вызвали на допрос. Те же самые вопросы, те же самые ответы. Палку никто не перегибал, давление не оказывали.

На следующий день ритуала экзорцизма не было. Только новые процедуры. Меня облепили какими-то датчиками, заставили ходить по беговой дорожке, использовать магию. Вреда мне это не несло, и я подчинялся.

Повторилась беседа с психиатром, а вечером новый допрос. На этот раз Соколов выглядел напряжённым.

— Я мог бы лишить Вас ужина за одинаковые ответы, — попытался он надавить на меня.

— Ложь, а другие ответы — это она, позволит мне не остаться голодным? — усмехнулся я.

Его не смутили мой тон и настрой, он впился глазами в меня:

— Не ложь, а правда. Я знаю, что Вы говорите не всё.

— А я знаю, что по Вашим словам я не задержан, но на деле выходит по-другому, — улыбнулся я.

— Вы же понимаете, что, — он прикусил губу, — в основе наших отношений лежит…

— Что в основе всех отношений, с древности, лежит взаимовыгода, — перебил я его. — Ты мне, я тебе, так гласит древнейшая истина.

— Вы не в том положении…

— А в каком я положении? — усмехнулся я, — власть у Вас, на моей стороне лишь информация и возможное общественное мнение.

— Общество не заступится, не надо думать…

— Поэтому всё просто, — пожал я плечами, — с Вас гарантии, а я расскажу что-то новое.

Не знаю, насколько я был убедительным, но у меня сложилось впечатление, что ему очень нужна информация. Не в плане исследований, было что-то ещё. А что было у меня? В сущности немного, я умолчал о великане и о том, как закрыл портал. Единственный вариант, как мне кажется, это раздуть значимость своих знаний и выбить из них гарантии неприкосновенности. Но это сработает лишь до проверки экзорцистов. После неё меня либо так и так отпустят, либо изгонят в Тартар. Был ещё третий вариант — заточение в темницу и надолго. Но тогда я просто сбегу.

* * *

Навести таинственности и добавить важности нерассказанным сведениям не вышло. То ли у канцелярии надобность отпала, то ли ещё что, но с вопросами ко мне не заходили дня четыре. Даже не водили на мед обследование, не говоря уже о ритуале проверки на одержимость. Единственным человеком, которого я видел — это охранник с подносом еды.

Я уже в серьёз подумывал на всё плюнуть и самому пойти поискать Соколова, когда дверь открылась и меня позвали на выход.

В этот раз шли мы долго. Гораздо дальше, чем в медицинский блок. Более того, мы прошли мимо него.

В коридорах встречались люди похожие на клерков. Они суетились и, буквально, бегали из кабинета в кабинет, сжимая в руках какие-то бумаги. Да и охранник мой был сегодня не то, что хмур, встревожен. Тревога, вообще, царила в воздухе.

Мы спустились в подвал. Прошли через длинный ход. Я уже приготовился к ритуалу проверки на одержимость, но мы свернули на лестницу и поднялись на четвёртый этаж.

Другой корпус, понял я, а там был переход. Удобно.

Охранник открыл передо мной дверь в скупо обставленный кабинет. Старичок секретарь махнул рукой в сторону ещё одной двери. Фанерной.

Я не успел удивиться такому аскетизму, как оказался в следующем кабинете. Разглядывать голые стены и грубую мебель было не так интересно, как тех, кто здесь собрался.

Два человека. Следователь тайной канцелярии Соколов и другой, смутно знакомый мужчина лет пятидесяти.

— Господин Орлов, — Соколов встал с места и протянул мне папку с бумагами, — ознакомьтесь.

Я принял документы, но продолжил смотреть на смутно знакомого человека. Где-то я его… точно, по телевизору и в интернете. Это Лев Иванович Романов, дядя императора.

— Вижу, что узнали, — кивнул мужчина, его глаза блеснули ледяной синевой, — ознакомьтесь с бумагами, а потом продолжим.

— Зачем? О чём? — спросил я, не сходя с места. Страха или какого-то благоговения не было. Он руководил Тайной Канцелярией. Раз я здесь, значит, цена за мою информацию выросла, и мне надо понять, насколько.

— Чтобы торговаться, — ощерился дядя императора, — Вы же этого хотели? — я не успел ответить, как он добавил: — меня уверяли, что Вы честный партнёр, ты мне, я тебе, ведь так?

— Поэтому я почти неделю в камере?

— Разве это камера? — усмехнулся Лев Иванович, — назовём это мягкой проверкой на надёжность.

— Ладно, — я пожал плечами и раскрыл папку с бумагами. Пробежал по ней взглядом, вчитался. Возмущение и злость ударили в голову. Сердце застучало часто-часто. Мне захотелось убивать.

— Вижу, что Вас проняло, — усмехнулся Лев Иванович, — признаться, меня тоже заденет, если я отделюсь от семьи, добьюсь успеха, а потом мой отец обратится к Императору с просьбой признать меня утратившим доверие, несостоятельным.

Эта скотина, папаша, разинул рот на мою клинику, на мой особняк! Он утверждал, что недостаток патриотичности и аристократизма быстро исправят, если меня вернут в его род. Именно так было сказано в заявлении из дворянской палаты, которое я держал в руке. Вот же, Крон его пожри, хитрый змей. Гера и то не столь коварна была.

Так, спокойствие, только спокойствие. Именно такой реакции от меня и добивались. Романов сам сказал, мы торгуемся. Он показал свой товар, но этого мало. С папаней я и сам справлюсь, надо миновать экзорцистов…

— Думаю, Вы уже поняли, что есть все основания удовлетворить его просьбу, — Лев Иванович продолжал смотреть на меня с интересом, как на подопытного кролика. — Но мы можем ответить отказом, и восстановить Вашу репутацию.

— И как скоро меня после этого отпустят? — спросил я, добавив в голос злости, а на лицо неудовольствия, — я боюсь уколов, знаете ли.

— У нас прорывы монстров из порталов по всей границе, — не сдержался Соколов, — мы с трудом отбиваемся от этих тварей, а Вы, даже, не хотите делиться информацией!

— Валя, — Лев Иванович оборвал подчинённого, но я понял, что это всё разыграно. Романов справился отлично, а вот Соколов нет. Слишком ярко вспыхнул, и быстро успокоился. — Всё зависит от того, что Вы знаете, Кирилл Дмитриевич, — Романов посмотрел на меня серьёзно, —