Главная роль 8 - Павел Смолин

Горячительные напитки лились рекой, и только строгий пригляд не позволял сотрудникам органов охраны правопорядка махнуть на обязанности рукой и присоединиться к многодневному загулу, в который, казалось, погрузилась вся страна от новоприобретенных Галиций до славного Дальневосточного городка Николаевска.

Накал гулянки стоял такой, что направить его чиновничьей рукой в организованное русло не было никакой возможности, и оставалось лишь надеяться, что Империя переживет праздник с не шибко большими потерями да разворачивать на базе общественных и предоставленных частными лицами зданий пункты оказания первой помощи, совмещенные с вытрезвителями и оснащенные батюшками, которые взывали к совести потерявших человеческий облик. Праздник великий, спору нет, но ты бы лучше вместо валяния рожей в притрактирной луже чего-нибудь созидательного сделал.

Пока народ ликовал, на Европейских фронтах продолжалась тяжелая боевая работа. Не так напряженно, но работал и Двор: всю кампанию в специальный отдел стекались документы с завоеванных территорий, подкрепленные результатами инспекций «с мест». Османская Империя — это не только непримиримый враг, но и вполне развитая административная монархия со всеми причитающимися: инфраструктурой и бюрократией.

Первое предстояло осмотреть, снабдить документацией на русском языке и — где нужно — привести в порядок. «Нужно» было намного чаще, чем хотелось бы новым владельцам — «пилили» бюджеты турки как не в себя, и это притом, что последний десяток лет с бюджетами стало как-то прямо тоскливо. Прибавим сюда повреждения в ходе боев, и на выходе получается объем работы в десятки лет длиной — никто ведь не станет развивать «наследство» в ущерб старым территориям, где вообще-то тоже работа никогда не кончается.

Кое-где помогли инженерные войска, но привлекать к стройкам да ремонтам солдат-победителей начальство откровенно стеснялось: тут, понимаешь, своими руками осуществил древнюю мечту всея христианского мира, а тебя канаву копать заставляют. Невместно-с!

Главные усилия, понятное дело, были направлены на сам Царьград — на первое декабря назначено прибытие сюда исполинской делегации государственных, военных и религиозных чинов во главе с самим Его Императорским Величеством. Все имеющие хоть какой-то опыт реставрации культовых сооружений были спешно стянуты сюда, в помощь местным специалистам — их в наследство от турок досталось на удивление много.

* * *

Щедра Россия — это знает каждый ее житель без исключений. Щедра ко всем по-разному, чаще чем хотелось бы одаривая того, кто по общему мнению нифига не заслужил. К счастью, по заслугам она одаривать умеет даже не «чаще», а системно — нужно лишь немного удачи да умения направлять усилия куда следует, ведь не даром говорится «на Бога надейся, а сам не плошай». Здесь неизбежно приходит в голову картина крестьянина, с рассвета до поздней ночи впахивающего так, что никаким купцам и не снилось, но едва сводит концы с концами. Грустная картина, но тут уж ничего не поделаешь — мир вообще несправедлив, и всё, что может государство — это «подкрутить» социальные лифты в правильную сторону.

Щедра Россия — это знают многие за рубежом. В их числе — дети и внуки тех, на чьей памяти Российская армия топтала улицы европейских столиц, добивая Наполеона. Тогда русские показали невиданную щедрость, не только оплатив счета частных лиц в заведениях общепита, но и не став накладывать на французов заслуженных репараций. Известно и подчеркнуто-щедрое отношение России к покоренным народам и любовь к строительству «витрин», которые, кажется, нужны только правящей верхушке, чтобы демонстрировать удивленному такими выкрутасами миру свою доброту.

В свете вышеупомянутого я как-то даже не удивился, получив ныне лежащую передо мною бумагу. Стопка бумаг — под коллективным письмом в мою Канцелярию подписалось несколько сотен человек, и список их хоть сейчас телепортируй в мою прошлую реальность для подпитки адептов конспирологии. Ротшильды, Рокфеллеры, Морганы — все они здесь представлены. Помимо лиц частных, имеются некоторые ассоциированные с государствами банки — в основном американские. «Вишенкой», благодаря которой письмецо моих очей и удостоилось, выступил аж американский министр финансов.

— «С прискорбием вынужден заметить, что многочисленные сигналы не давать кредитов приговоренным к поражению в ныне бушующей в Европе войне государственным образованиям вами были пропущены мимо ушей», — диктовал я ответ Остапу. — «Подобное пренебрежение добрым советом в свете полученной от вас челобитной я склонен объяснять исключительной наглостью, коей Господу было угодно наделить вас. Если бы качество человека определялось одной лишь ею, подписавшихся под челобитной господ следовало бы представить обществу в качестве образца. К счастью, мир устроен сложнее, и, признаться честно, господа, ваша наглость вызвала у меня искреннее недоумение. С каких пор долги павших государств покрывают победители? Не сомневаюсь в вашей способности отыскать парочку-другую таких прецедентов, но в моих глазах они столь же ничтожны как неудачники от мира инвестиций. Ежели этого недостаточно для понимания позиции Российской Империи, я уточню — чужие долги мы оплачивать не станем. Желаю вам удачи в попытках стрясти хоть что-то с тех, кто ставил под контрактами свои подписи. Без малейшей толики уважения, титул».

— Ежели мне будет позволено… — начал сидящий на диване Артур Конан Дойль.

До того, как принесли письмо, мы с ним пили чай и обсуждали литературные достижения Великой княжны Ольги Юсуповой — сестренка покинула отчий дом, но мы продолжаем много общаться как лично, так и через общих знакомых.

— Конечно, — перебил я.

— Зачем вы вообще отвечаете этим неудачникам, Георгий Александрович? — спросил Конан Дойль.

— О, за этим стоит до-о-олгая традиция, — с удовольствием протянул я. — Несмотря на то, что в нашем языке хватает устойчивых выражений вроде «страшный враг», «заклятый враг» и так далее, в нашей этике само понятие «враг» является лишь временным статусом, коим мы наделяем оппонента. Наделяем, и начинаем долгий процесс уговоров и попыток достичь понимания. Мои предшественники пытались договориться и с османами, и с соседями с Запада. Пытались честно — в архивах содержится богатое тому подтверждение — и лишь когда понимали, что враг не желает переставать быть таковым, в дело вступал Имперский каток, сапогами и штыками пытающийся — нет, не убить врага — а опять же вразумить и вернуть за стол переговоров. Я — в некотором роде исключение, потому что решил выйти за пределы привычного цикла и попросту уничтожить врагов — у них ведь этика совсем другая.

— То есть вы собираетесь торговаться? — переварил монолог как смог Конан Дойль.

— К письму озвученное мной отношения не