Министерство магии - Денис Стародубцев

Я вытер платком капли крови с лица. Не все. Одну, засохшую у виска, я оставил. Напоминание.

Впереди был министр. И за ним — вся Империя.

Но сейчас было не время для грандиозных планов. Сейчас было время теряться в толпе. Время становиться призраками. Снова.

Мы растворились в утреннем потоке людей, оставив позади «Эбенового кита» и его кровавую тайну. Молчание между нами было красноречивее любых слов. Они прошли свое первое крещение. Их руки были чисты, но в глазах навсегда поселилась тень, которую они только что оставили после себя в этом месте…

Глава 18

Вернуться в наше логово — не просто в безопасное место, а в дом прадеда Альфреда было сродни возвращению с войны. Только что висевшее в воздухе напряжение, густое, как смог, начало медленно рассеиваться, уступая место новой, странной смеси эйфории и не коего опустошения.

Воздух в гостиной, обычно пропитанный запахом старой бумаги, пыли и едким запахом перегретой электроники от безумных изобретений Альфреда, сегодня был коктейлем из новых, контрастных ароматов. Сладковатый дымок грога, которым наш техник пытался «стерилизовать» царапину на предплечье, полученную при прыжке через забор. Аппетитный, вызывающий слюну дух идеально прожаренных стейков «рибай», за которыми я следил у огромной чугунной жаровни, как алхимик за своим тиглем.

— Не могу поверить, что у нас… что у меня получилось! — выдохнула Алина, сбрасывая на спинку стула дорогой парик «куртизанки высшего полета». Ее собственные огненно-рыжие волосы вырвались на свободу, словно жидкое пламя.

— Он смотрел на тебя… а ты просто… даже не шелохнулся! И потом… такой молниеносный удар! Бам! И все! Я думала, мое сердце сейчас либо взорвется, либо остановится! Оно колотилось вот тут, в горле!

Она ткнула пальцем в основание шеи, и ее рука дрожала.

— «Бам» — это крайне ненаучный и непрофессиональный термин для описания точного проникающего удара в щитовидный хрящ с последующим перерезанием яремной вены, — не отрываясь от стейков сказал я.

Лия молча сидела в глубоком кожаном кресле, сжимая в обеих руках большую кружку с дымящимся чаем. Но я видел — видел краем глаза, — как мелко-мелко дрожат ее пальцы, обхватывающие фарфор. Она не разделяла взрывной энергии Алины. Она была внутри себя, заново проживая каждый миг: скрип половицы, отблеск света на клинке, хриплый шепот умирающего, теплые брызги на щеке…

— Лия, — мои пальцы обхватили ножку массивного хрустального бокала. Я налил густого, почти черного вина из графина и протянул ей. — Выпей. Не для того, чтобы забыться или напиться. Для якорения. Чтобы твое тело запомнило не только напряжение боя, но и вкус награды после. Это важно. Очень!

Она медленно подняла на меня глаза. В них не было страха. Была глубокая, всепоглощающая концентрация.

— Он сказал… что мы ничего не изменим. Что на его место придут другие, более жестокие. Что мы просто… пешки в чужой игре.

— Ну конечно, придут! — фыркнула Алина, уже наливая себе вина с таким размахом, что оно чуть не пролилось на старинный ковер. — И мы их тоже найдем! И устроим им персональный «бам»! И их детям! И их собакам! Всех! До последнего! За Орден!

— За Орден, — тихо, но с железной твердостью произнесла Лия и сделала первый, решительный глоток. По ее обычно бледным щекам разлился румянец, и она чуть расслабила плечи.

Вечер потек, как темное вино из разбитой бутылки. Мы ели стейки под восхищенные возгласы — мой кулинарный навык, отточенный в сотнях подпольных убежищ на всех континентах Империи, не подвел. Мясо таяло во рту, а жирный, насыщенный сок был лучшей приправой к победе. Даже Альфред отвлекся от своих схем и рассказал дурацкую байку про своего прадеда-алхимика, который якобы спрятал в стенах дома не то философский камень, не то запас взрывчатки для особо упрямых гостей. Мы с полчаса с серьезным видом простукивали стены.

Алина, разгоряченная вином и триумфом, стала невыносимо прекрасна. Ее смех звенел, сметая последние остатки напряженности. Она встала и с комичной серьезностью начала изображать походку Козина — эту важную, грузную поступь сильного мира сего, которая за секунду до смерти сменилась на беспомощное шлепанье. Потом она внезапно замолкла, ее лицо стало серьезным, и она посмотрела прямо на меня, пристально, почти пронзительно.

— А знаешь, ты сегодня там был… по-настоящему страшным. Леденящим душу. Таким… нечеловеческим. Как тот самый демон-мессия из «Легенды о Проклятом Мессии». Помнишь, в третьем сезоне, когда он приходит к королю-тирану? Холодный, абсолютный, неумолимый. И от этого… чертовски притягательным.

— Спасибо! — я усмехнулся и долил ей вина. — Хотя сравнивать меня с аниме-персонажем — это уже перебор.

— А что? Там правда круто снято! — парировала она, и ее глаза блестели.

В какой-то момент наши взгляды начали встречаться чаще и задерживаться друг на друге дольше, чем того требовали правила приличия или субординация в команде. Воздух между нами сгустился, стал упругим, заряженным. Запахло не вином и стейками, а сексом и влечением. Альфред, кашлянул, сделал вид, что у него заискрил терминал, и поспешно ретировался «проверить предохранители на щитке». Лия, зевнув с преувеличенной театральностью, заявила, что отходит ко сну, и удалилась в свою комнату с книгой по истории орхидей, но я успел поймать на ее лице легкую, почти что одобрительную улыбку.

Мы остались одни. В полумраке гостиной, освещенной лишь дрожащим пламенем свечей в канделябре. Пустые бутылки и грязная посуда напоминали о прошедшем пиршестве. Пиршестве плоти и духа.

— Я… я не думала, что после такого… после крови, после смерти… вообще можно хотеть чего-то живого, теплого, — прошептала Алина, ее пальцы, теплые и мягкие, легли поверх моей руки, грубой и покрытой шрамами.

— Именно после такого и хочется, — мой голос прозвучал тише обычного. — Чтобы напомнить себе, ради чего все это. Не ради смерти. Ради жизни. Чтобы ощутить ее… вот так, на кончиках пальцев.

Больше слов не потребовалось. Ее губы нашли мои в полумраке. Это был не нежный поцелуй. Это было столкновение, жадное, соленое от слез и вина, полное непроизнесенных страхов и выплеснувшейся ярости жизни. Я поднял ее на руки — она была удивительно легкой — и понес в свою комнату, оставив за спиной призраков прошедшего дня.

* * *

Солнце било в глаза словно лучом сконцентрированной ненависти, нацеленным именно мне в зрачки. В