Японская война 1905. Книга 7 - Антон Дмитриевич Емельянов

Последний вопрос помог Джеку выбраться из ступора, и он замотал головой.

– Тогда... Заносите, – Корнилов махнул рукой, и два неприметных разведчика с погонами поручиков выгрузили из машины полковника довольно современный агрегат и затащили в дом американца.

– И что дальше? – спросил Джек.

– Дальше – слушайте. Если решите воспользоваться предложением генерала, то все бумаги, о которых он там говорил, будут ждать у меня. Если же нет – все равно заходите, надо будет обсудить, как жить дальше.

В голосе обычно готового плевать на все полковника мелькнуло сожаление. Сердце Джека заныло еще сильнее, но он все равно не стал спешить – было уже некуда. Дошел до бара, взгляд пробежался по стройным рядам дорогого алкоголя, который они с Макаровым так и не распили... Мелькнула мысль плеснуть себе виски, но Джек сдержался. Просто чай: крепкий, горячий, прошибающий через ноздри до самых печенок.

– Сегодня ровно в 6 часов утра союзные отряды японцев и русских добровольцев высадились и захватили Сан-Франциско... – голос Макарова разносился по комнате, отражался от стен и ввинчивался в уши.

Джек, едва услышав самые первые слова, залпом выпил всю кружку. Кипяток, не кипяток – было наплевать. Он ведь верил Макарову, верил в то, что они вершат правое дело, а в итоге... Обида начала превращаться в злость. Тем не менее, Джек поставил вторую пластинку.

– Ты был мне другом, – он как будто бы мысленно общался с Макаровым. – Ты должен был исправить этот мир.

– Прости меня, старый друг, – словно услышав его слова, знакомый голос ответил. Если на первой пластинке Макаров вел за собой, то теперь они будто смотрели друг другу в глаза. – Я прошу прощения не за то, что делаю, потому что верю – это нужно миру. А за то, что не рассказал все сразу. Раньше мы доверяли друг другу, но на этот раз от сохранения тайны зависел успех всего дела и тысячи жизней. Я не мог рисковать...

Джек остановил проигрыватель. Нужно было успокоиться. С одной стороны, он понимал, почему Макаров промолчал. Но почему он все это начал? Ответ будет дальше? Джек опустил иглу обратно. Легкое шипение, и снова голос Макарова.

– Я понимаю, что ты можешь не принять мое решение, и, если захочешь отправиться в Америку, пусть будет так. У Корнилова лежат документы на корабль, который довезет тебя и всех, кто также захочет уехать, до Сиэтла. Так вы сможете вернуться на родину и начать жизнь заново. У вас будут деньги и у вас будет мир, потому что мы заберем себе лишь часть побережья и не пойдем дальше...

Джек снова поднял иголку – нужно было выдохнуть. С одной стороны, было приятно, что Макаров не забыл ни про него, ни про других американцев, что работали в русской Маньчжурии. С другой, писатель понимал, что это вопрос не только порядочности, но и безопасности. Положиться на лояльность тех, с кем ты сейчас воюешь, дело непростое.

Он снова включил запись. Шипение, до носа долетел запах спирта, которым совсем недавно протирали пластинку...

– Тем не менее, я буду до последнего надеяться, что ты останешься. Мне бы хотелось, чтобы я смог поговорить с тобой в этот момент лично, я даже думал, что так и получится, но сейчас обстоятельства сложились так, что мне пришлось возглавить поход самому. Мы...

Макаров снова не договорил. Только на этот раз Джек не выдержал и не просто остановил пластинку, а врезал по ней кулаком со всего размаху. Шеллаковый диск разлетелся на осколки, так и не доиграв до конца, но американцу было уже плевать. Он на самом деле пытался дать Макарову и России шанс, но у всего есть границы. В том числе и у умения прощать.

– Я не самый сильный человек в этом мире, – Джек сжал кулаки. – Я не самый умный, не самый талантливый, но... Я всегда помню добро и зло. И еще я всегда держу слово, и на этот раз я клянусь, – его дыхание сбилось. – Я клянусь, что возьму твои чертовы деньги, твой чертов корабль, а потом приплыву в Америку и помогу скинуть вас всех в океан.

Взгляд снова скользнул к бутылкам, но теперь американец тем более не собирался пить. У него было дело, ради которого ему потребуется каждая минута и все силы, что еще остались у него на этой земле.

***

В Токио слушали радио. Обычно император просто читал новостные сводки, но на этот раз лично просидел всю ночь у приемника, пока не прозвучала та самая запись.

– Сегодня ровно в 6 часов утра...

Макаров закончил говорить, и все собравшиеся в кабинете Мацухито гости замолчали. Каждому нужно было хотя бы пару минут, чтобы обдумать услышанное до самого последнего слова. Их порядок, повторы, ударения – все имело значение.

– Ну что ж, – первым, поклонившись императору, заговорил премьер-министр Кацура Таро. – Вынужден признать, что я ошибался в Макарове, и он сдержал данное нам обещание. Вся ответственность за инцидент взята на себя Сацумой, и я могу уже утром начать консультации с британским и американским послами, чтобы они поскорее выделили нам новые кредиты. Уверен, если мы пообещаем разобраться с занятыми на другом конце мира сепаратистами, то нам не откажут.

– Не надо, – коротко ответил Мацухито.

– Но почему? – чуть не взвился премьер, который чем дальше, тем больше начинал думать только о себе. – Разве вы сами не планировали воспользоваться ситуацией? Что изменилось?

– Ничего, – Мацухито был спокоен, как Будда. – Но как раньше мы молчали, так потерпим и еще пару часов. Или даже дней. Если ваши друзья сами будут вынуждены обратиться к нам с просьбой, то и получим мы гораздо больше. И да, – император окинул премьера убийственным взглядом. – Мне не нужны кредиты. А вот от безвозмездной помощи наших союзников мы, конечно, не откажемся.

Глава 15

Теодор Рузвельт любил Белый Дом. Белые стены из песчаника Аквиа-Крик и симметричные колонны – это элегантная неустаревающая неоклассика. Три года назад Чарльз Макким закончил реконструкцию западного крыла, превратив его в официальное рабочее место президента. Тут работать, в восточном жить. Удобно – в случае чего дойти до Овального кабинета можно за считанные минуты.

Правда, были