Тяжёлая реальность. Калейдоскоп миров - Хайдарали Мирзоевич Усманов

придёт к ним обратно – в виде новой жизни. По всему ангару шуршали остатки – запасы пыли оседали, а над головой, на тёмной линии горизонта, уже ясно виднелись первые точки – маленькие, крепкие, уходящие в линию огненной смерти.

Он медленно получил руки на пульт управления. Система подтвердила контакт, и цепи замкнулись. На экранах корвета сверкнули сигналы – “готовность на восемьдесят восемь процентов”.

Набор достиг отметки девяносто… девяносто пять… девяносто девять процентов…

И в ту же секунду – последний миг перед катарсисом – в голове Кирилла пронеслась картина, которую ему вложил древний голос. Предательство… Пыль… Гибель… Он понял наконец, что эта штука – его бич… Его ужас… И его шанс исправить то, что так долго лежало в тени.

– Пора. – Сказал он тихо. И в помещении мостика корвета все задержали дыхание, слушая, как под их ногами натягивается паутина энергии – как арфа, которую уже скоро взведут, и её струна затрепещет, отдав в мир удар, сокрушительный и окончательный. Москиты всё также летели как маленький рой ночных хищников – сначала один, потом другой… А за ними пошли остальные, точками живого света расслаиваясь в тёмном объёме ангара… Их корпуса сверкали в тусклом янтаре, их тонкие струи плазмы из сопел двигателей шуршали, как бумага в пустой книге. На носах у каждого блестели магнитные гарпуны – серпы из закалённого композита, стальные кисти, готовые впечатать смерть в металл.

Кирилл держал палец над кнопкой связи. И его голос в эфире звучал всё также коротко и ровно.

“Отвозите их все в указанную точку. Один – за другим. Точнее. Быстрее. Не давайте им крутиться. Фиксируйте в пространстве и возвращайтесь. Нужно всё убрать с борта корабля раньше, пока наноботы снова не активизировались.”

“Троян” просчитал каждый маршрут по отдельности… “Анвил” – точки слабости… И москиты работали слаженно, как отточенный оркестр. Они не шли вперёд и назад – они аккуратно подползали к контейнерам наноботов. Потом цепляли свой опасный груз, и тянули их прочь в указанную точку. Магниты зажимали контейнеры, и тросы с лязгом натянулись, сверкая искрами от старой пыли, от прежних импульсов. Каждый захват был почти хирургическим. Лапы магнитных манипуляторов обвивали рёбра саркофагов, крюки входили в заранее выдавленные пазы, и механические кулаки сжимались, как будто поддерживая хрупкую горсть раскалённого угля.

Первые два контейнера, выдернутые наружу, повисли на шлейфах пара, и москиты, подчинённые поставленной перед ними задаче, развернули плазменные стабилизаторы. Они волокли свои грузы прочь от ангара, в пространство, где, по расчёту “Анвила”, разверзнется смерть. За ними – третий, четвёртый… Так из контейнеров с наноботами в пространстве появилась целая цепочка – двадцать, двадцать пять, тридцать. Всего – три десятка этаких “домиков” концентрированной смерти, каждый плотно обтянутый слоями композитной брони и обмотан квесторными проводами, словно саркофаг, наброшенный на сердце.

Изнутри ангара это происходило почти бесшумно, если не учитывать скрежет старой стали и тихие вздохи запускаемых узлов. Москиты шмыгали, подхватывали, отрывались – и в пустоте становились тонкими точками, уводя груз в линию, в направлении, указанном Кириллом. Прочь от тела корабля, прочь от их корвета, в ту часть пространства, где не было ничего живого и ничего ценного.

Параллельно с этим сам “Троян” уже настраивал свою главную пушку. На борту “Трояна” уже задышали массивные излучатели – ряды направленных батарей, пробудившиеся после долгой спячки. Но главный урон исходил с его же корвета. Турболазер – чёрный, тяжёлый ствол, идущий через весь корпус корвета, постепенно набирал свой смертоносный заряд, словно зверь, собирающий дыхание перед прыжком. Конденсаторы звенели, вентили сжимали газ, и по калибру пробежала первая лента плазмы, блёклый холодный свет, как зажжённая игла. И вскоре “Троян” дал свой отчёт:

“Контейнеры выставлены в одну линию. Расстояние до первой точки – три тысячи километров. Синхронизация турболазера – девяносто восемь процентов. Дозарядка конденсаторов – завершена.”

Устало выдохнув, Кирилл резко сжал зубы. Вокруг – ангары, тёмные ниши, перевёрнутые силуэты древних машин. Где-то в глубине корабля промелькнула проекция – лицо того, кто когда-то дал команду на создание пыли, и теперь оно смотрело на зачистку, и в его взгляде было одновременно облегчение и горечь.

И тогда начался ритуал уничтожения. Небольшие фосфорные индикаторы на панели вздрогнули, замигали, набор фазовых коррекций прошёл через сеть. Частотные маски, гармонические развороты, фазировка плотности поля. На мгновение мир вокруг словно застыл. И даже дыхание членов команды на корвете замедлило ритм – не страхом, а ожиданием. Это был баланс между созиданием и уничтожением. Та самая тонкая грань, где одна ошибка – и кара вернётся назад.

Так был произведён первый выстрел. Турболазер взвыл не как пушка – он взвыл как старый орган, прорезая пространство. Выпущенный им луч вспорол космос серебристой стрелой, и в его центре горел белый столб энергии – плотный, почти материальный. Поток прошёл сквозь пустоту, не теряя силы. Он нёс в себе миллионы градусов, и даже сама ткань пространства “шевелилась”, когда эта колонна энергии прошла сквозь неё.

Контейнер на дистанции, который москит, держа в магнитной хватке, доставил до нужного места, не успел даже пару раз обернуться вокруг своей оси, потому что не было ничего – ни воздуха, ни защиты. Луч турболазера попал в его бок, и броня сначала засияла, расплывшись медной вулканической корой. Потом метал расплавился, и мгновенно испарился. Из тела контейнера взметнулась молекулярная пыль, словно пар от кипящих озёр. Лёгкий, но ослепительный взрыв света – и от того саркофага остался лишь шлейф состояний. Энергетическая эманация, вспять прокатившаяся в пустоту.

Потом возник ещё один сияющий от переполнявшей его энергии луч… И ещё… Каждый импульс был строго рассчитан. Не вандализм, а чистка в расчётном окне. Плазма не резала, а перетягивала структуры материи к такому состоянию, где нет ни атомной связи, ни квазичастичного остатка. Луч буквально переводил материю в ионизированное состояние и уносил его в микроскопическое облако плазмы, которое затем растворялось в холодном вакууме, рассеиваясь до уровня фонового излучения. Звука почти не было. Были свет и удары, которые отдавала система. На мостике корвета пиктограммы мигали зелёным, что было всего лишь отчётами об исполнении.

Но мрак не отступил без шума. Один из контейнеров, схваченный не вполне равномерно, дрогнул, треснул, и оттуда, как будто в ответ на прикосновение, вырвалась тонкая лента – мельчайшие частички, опыты на выживание. Они не были живы в полном смысле, но имели остаточный алгоритм самосохранения. Они бросились наружу, пытаясь рассеяться, найти укрытие. По сигналу “Анвила” и “Нокса” защитные поля москита, удерживающие груз,