Ювелиръ. 1808 - Виктор Гросов

Колибина. Ослаблять материал, который и так работает на пределе прочности? Создавать сотни концентраторов напряжения? Это было глупо. Все равно что надпиливать канат, чтобы он не скользил в руках. Но я промолчал. Он должен был сам дойти до конца этого тупикового пути.

— Здравая мысль, Иван Петрович, — только и сказал я, чувствуя себя немного неловко. — Попробуйте.

Кулибин как-то подозрительно уставился на меня. Кажется точно что-то подозревает. Он схватил материал и ушел задумчиво что-то бубня про себя.

На это самоубийственное предприятие ушло еще полдня. Кропотливая, нудная, монотонная работа, от которой ломило спину и сводило пальцы. Степан, матерясь сквозь зубы, специальным резцом наносил на драгоценный рукав тысячи мелких насечек. Я в этом не принимал участия, хватало дел в зале.

Кулибин и Степа заправили рукав в станок и начали навивку. На этот раз проволока ложилась идеально ровно, с приятным щелчком вставая в подготовленные для нее канавки. Кулибин ходил вокруг, что-то приговаривая. Мне кажется, что он сам не верил, что получится что-то путное. Или ему казалось, что он обманул саму физику.

Второе испытание. На этот раз решили поднять давление чуть больше. На само испытание меня позвали. Я внимательно смотрел на процесс, развернувшийся во внутреннем дворе.

Кулибин дирижировал.

— Качаем!

Солдаты с натугой взялись за рычаги. Рукав держался. Никаких вздутий, как в прошлый раз. Проволока сидела на месте, вгрызшись в кожу, как влитая.

— Победа! — выдохнул Степа, вытирая пот со лба.

— Рано, — оборвал его Кулибин, но в его голосе уже пробивалась предательская надежда. — Дай подержать. Пусть постоит под давлением.

Мы ждали в напряженной тишине. Минуту. Две. И вот на поверхности рукава проступила первая, крошечная, почти невидимая капелька. За ней — вторая. Третья.

— Иван Петрович… — едва слышно позвал я.

Он затих, его взгляд прикипел к темнеющему пятну. Проволока, впившись в ослабленную надрезами кожу, под чудовищным давлением изнутри начала ее медленно, прорезать. Из сотен микроскопических порезов сочилась вода. Наш рукав начал «плакать». Еще несколько минут под таким давлением, и он превратился бы в решето.

Снова провал.

Кулибин смотрел на эти предательские бисеринки воды, довольно отстраненно. Он не сказал ни слова. Просто молча повернулся и, тяжело волоча ноги, побрел в свою каморку, плотно прикрыв за собой дверь.

Это была черная меланхолия раздавленного человека. Он, великий Кулибин, гений-самоучка, не смог решить эту простую задачу. Он уперся в стену. Он исчерпал себя.

Если я сейчас ничего не сделаю, мы потеряем не только пари.

Я оставил его на час — наедине со своим поражением. Наконец, собравшись с духом, я подхватил с верстака доску с нашими чертежами маски и вошел к нему. Дверь в каморку была не заперта. Он сидел на кровати, сгорбившись, словно под непосильной ношей, и буравил взглядом одну точку в полу. В каморке стоял тяжелый запах остывшего самовара.

Я положил доску ему на колени.

— Иван Петрович, посмотрите.

Он нехотя опустил взгляд.

— Пустое все это… побрякушки, — отозвался он.

— Не пустое, — возразил я, стараясь говорить как можно убедительнее. — Насос — это грубая сила, железо и пар. А это… это чистая, точная механика. Искусство. То, в чем вам нет равных во всем свете.

Он молчал, но палец его уже невольно потянулся к рисунку, обводя контур пружины. Его неукротимый гений, его инженерное любопытство еще боролось с черной апатией, отказываясь сдаваться. Я нарисовал очередную идею с маской. Дополнил саму маску вуалью, которая начиналась по низу маски и укрывала скулы и рот носителя маски.

— Тут замок нужен, — пробормотал он, уже забывая обо мне. — Пружинный. Чтобы на обруче сидела, как влитая. И чтобы одним нажатием…

Внезапно в его потухших глазах вспыхнул огонек. Словно искра перескочила на нужный контакт, и заржавевший механизм его мысли пришел в движение. Он забыл о обо всем.

— Одним нажатием из нее вуаль из шелка выпадала! Тонкая, как паутина! Представляешь? Стоит она, вся такая царица, а потом — раз! — и лицо под флером! Вот это будет фокус для твоей государыни!

Схватив уголек, он с лихорадочным азартом принялся дорабатывать механизм, сбивчиво объясняя мне тонкости работы с пружинами, рычажками, спусками. Он снова был в своей стихии. Я поддакивал, задавал уточняющие вопросы, искренне восхищаясь его решениями.

Работа над маской стала отдушиной, островком незамутненного творчества посреди производственного ада. Здесь мы спорили о плавности хода. Я мысленно вытачивал крошечные детали, он, словно волшебник, собирал их в единый механизм. И в эти часы передо мной был счастливый, азартный ребенок, увлеченно собирающий лучшую в мире игрушку.

На следующий день, воодушевленный нашим маленьким успехом, Кулибин выдвинул третье, последнее решение для рукава.

— Кожа по коже! — объявил он утром с порога. — Не проволокой, а тонкими кожаными ремнями обмотаем. Крепкими. Как кнут плетут. Кожа к коже прилипнет, скользить не будет.

Я поднял глаза от микромеханики замка, над которым мы бились, к нашему почти готовому творению, изящно лежавшему на верстаке. Мы вчера спорили, как заставить шелковую вуаль выпадать плавно, без рывка. Решение Кулибина было гениальным: крошечная пружинка-демпфер, гасящая инерцию. И вот, глядя на эту пружинку и на наш чудовищный, брутальный насос, я вдруг увидел их вместе.

Проблема была не в рукаве. Вернее, не только в нем. Проблема была в самом ударе. В том, как мы открывали вентиль. Слишком резко. Мы создавали пиковую нагрузку, гидравлический удар, который не выдержит ни один материал.

— Иван Петрович, — сказал я тихо, боясь спугнуть мысль. — Посмотрите на этот замок. Он работает плавно. Он не срывает, а отпускает.

Кулибин медленно посмотрел на мои эскизы.

— А что, если… — я говорил, и у меня самого перехватывало дыхание от дерзкой простоты решения. — Что, если нам нужен не просто кран «открыто/закрыто»? Что, если нам нужен предохранительный клапан? Который будет открываться не мгновенно, а постепенно, стравливая пиковое давление? Который будет работать на том же принципе, что и этот пружинный замок, только в чудовищном масштабе!

Он посмотрел на чертеж маски, на крошечную пружинку, потом на наш огромный, ревущий котел. И в его глазах стало зарождаться понимание.

Маска, задуманная как побочный проект, как психологическая уловка, неожиданно дала нам ключ к решению одной из главных проблем нашего «государственного дела».

— И пенька, — добавил я, уже не боясь. — Просмоленная пеньковая веревка под проволоку. Чтобы создать трение. Чтобы не скользило.

Он смотрел на