Союз Тигра и Дракона - Ольга Михайлова

— Вы правы, Лао. Так и поступим.

В итоге Лао Женьцы рассказал канцлерам о произошедшем. Чжан Цзячжэнь только сплюнул с досады, Сю Бань вздохнул, а Юань Цяньяо вызвал людей, чтобы вернуть крышку гроба в захоронение. Могилу привели в идеальный порядок и по просьбе Ван Шэна отслужили заупокойные по юаньгую Хань Юну. Ченя Сюаньженя и Ван Шэна поблагодарили за помощь, ещё раз попросили ни в коем случае не распространяться о происшествии, и отпустили домой — догуливать свадебный отпуск.

* * *

[1] Дань — 50 кг

[2] Эти призраки не могут ни покоиться с миром, ни перевоплощаться. Они бродят по миру живых как подавленные, беспокойные духи, которые постоянно стремятся загладить свои обиды. Они бродят по миру живых как подавленные, беспокойные духи, которые постоянно стремятся загладить свои обиды.

[3] Потревоженный в могиле покойник.

Глава 31

«Да ю». 大有 Владение многими

Успевает тот, кто не торопит события

Сю Бань, довольный тем, что неприятный инцидент удалось так удачно замять, вызвался проводить их до дома.

— Господин Сю, ведь вы, как я понимаю, уже несколько десятилетий при дворе…— вежливо заговорил Сюаньжень.

— Да, в начале службы застал ещё императрицу У Цзетань, помню перевороты императрицы Вэй при прежнем императоре, когда сам чудом уцелел, помню и резню последнего года эры Сишей. В сравнении с прошлыми годами, мы сейчас довольно благополучны.

— Но как могло получиться, что наследники столь знатных родов: сын хоу Чэна и принцессы Синду, и его сын принцессы Динънань и хоу Ву Тунцао могли вырасти подобными людьми? Когда невежественные простолюдины творят подобное, — это неудивительно, но отпрыски принцесс крови?

Сю Бань недоуменно пожал плечами.

— Вы ошибаетесь, юноша. Простолюдины такого вообще не творят. Именно в знатных семействах чаще всего происходит такое, что голодные духи и окрестные демоны пугаются. Конечно, далеко не всегда. Просто обычно потомкам знатных родов от рождения дают всё. Смысл их существования — получение удовольствия, а когда каждое желание удовлетворяется мгновенно, они просто не знают, что такое «добиваться желаемого». А когда хотеть уже нечего, наступает пресыщенность и скука. Но её же нужно чем-то заполнить? И тут начинаются опасные игры и действия.

Сюаньжень понимающе кивнул.

— Юань Цаньяо говорил именно об этом? Даосские блудные церемонии и тайные культы, пилюли бессмертия и преступные сожительства?

— Разумеется, — поморщился Сю Бань, — мы очень внимательно следим за искажениями в жизни потомков императорского гарема. Эта элита — закрытое для широкой публики общество. Внутренние правила и порядки, моральные устои и нравственные ценности в этих семьях зачастую известны лишь самим членам семей и их слугам. Они никогда не видели горя и лишений, и кичатся этим. Но горе учит жить…

Сюаньжень нахмурился.

— Выходит, родиться в знатной семье — проклятье Неба?

— Сами судите. Вот Сюян. Честолюбивая принцесса Синду с рождения сына знала, чему его нужно обучать и как ему жить. Проще говоря, всё решили за него. Сначала он пытался противостоять матери, но впоследствии просто устал от жизни, навязанной родителями. Он не выдержал уровня высоких ожиданий и бесконечных требований. Принцесса Синду хотела, чтобы её сын вырос деятельным политиком при дворе, но она же превратила его в учившееся из-под палки ничтожество. Став подростком, Сюян восстал, но что делать дальше, просто не знал, давно став человеком, которому ничего не нужно.

— А Ву Тун?

— Его отец Ву Тунцао — бывший канцлер. Большой человек. И Ву Тун постоянно ощущал себя ребёнком великого человека. Если сам Ву Тунцао считал себя элитой по причине жизненного успеха и своих усилий, то его сын считал себя элитой по праву рождения в семье великих людей. В его детском воображении отец был чем-то похож на всесильного бога, источником света, тепла и покоя, но он требовал беспрекословного поклонения и почитания. Но реальный Ву Тунцао богом не был и, видя никчемность собственного сынка, вёл себя жестоко и деспотично. Сын взбунтовался, стал равнодушен к попыткам отца задеть его или обидеть, и безразличен к любым требованиям родителей…

— Понимаю.

— В жизни вокруг Сюяна и Туна постоянно громоздились всевозможные яства, у каждого блюда стоял повар, который счастлив был угостить их. Также вокруг плясали слуги и уборщики, которые в нужный момент убирали за ними посуду, или подливали им в чашу вина. И детям казалось, что это нормальная жизнь: они просто не понимали тех, кто не хотел им угождать. Понятно, что такие люди всегда рискуют быть уничтоженным той явью, в которой никто не стремится понять чьи-то нужды и в которой никто не радуется возможности кому-то услужить. При этом такие редко озлоблены, они даже протест выражают…

— Пытаясь обгадить чужие могилы?

— Да, на большее их не хватает. Но есть и куда худшие люди, не осознающие свой никчемности, считающие, что могут хотеть и брать всё, что им угодно. Они тоже ничем не брезгуют, но они в сто раз опаснее. Вы ещё не сталкивались…

— Но правильно ли я понял, господин Сю? — вмешался в разговор Ван Шэн. — Вы гораздо больше озабочены преступлениями при дворе, нежели в среде простолюдинов?

Сю Бань пожал плечами.

— Не совсем. Просто преступления в чертогах императорского двора мы вынуждены расследовать быстро и тайно, чтобы не позорить власть. Разоблаченные и разнесённые все преувеличивающей молвой, такие дела часто провоцируют бунты и восстания. Затевающие их думают очистить общество от грязи, но тут же начинают ходить по крови. Лучше не становится. Борцы за чистоту не могут понять, что искаженные души творят зло, независимо от того, кто на престоле: грязь, жестокость и мерзость кренятся в них самих.

Сюаньжень переглянулся с Ван Шэном. Возразить было нечего.

— А, кстати, я совсем забыл вам сказать! У вас не так много времени для отдыха. Через неделю — день Очищения. Вы обязаны быть там. И обязательно наденьте придворное чаофу для торжественных пиров, важных церемоний и обрядов почитания предков. Будет сам император.

Однодневный праздник Очищения проходил в третий день третьей луны и традиционно предназначался для рассеивания зла и смывания скверны в водоёмах с ароматными лепестками орхидеи. Празднество было скромным и официальным в первой части, но после часа Лошади оно превращалось в непристойные пирушки с распитием вина и сочинением стихов. Говорили, что