Союз Тигра и Дракона - Ольга Михайлова

ни людей, ни слов. И потому скажу: то, что ясно, — легко постижимо, что легко постижимо, — профанируется, а что профанируется, — легко может быть отринуто. Если люди доверяют чему-нибудь, значит оно понятно и простолюдину. Если же они чтят что-нибудь, то лишь потому, что в нём есть нечто, чего они не могут осмыслить…

Все застыли с винными чашами в руках, с удивлением глядя на девицу. Она же явно не собиралась умолкать, но, взобравшись на стол, вдохновенно продолжила.

— Когда говорим о мудрости прошлого, говорим о наследовании отблесков внутреннего света. Цель учения — «возобновить изначальное», поскольку истина никому не принадлежит, а передается прежде всяких слов и всякого понимания. Сама жизнь просветленного сознания есть вечное движение от себя к себе. В подлинно осмысленной речи каждое слово — лишнее!

Сю Бань оторопело потёр вспотевший лоб.

— Она что, пророчит? Или проповедует? Или спятила? — шепотом спросил он Лао Женьцы.

Лао Женьцы вяло предположил, что девица, должно быть, является вместилищем древнего духа, ведь некоторые её фразы принадлежат, кажется, Кун-цзы, а некоторые — Лао-цзы. Ван Шэн глубоко вздохнул и пробормотал, что девица пьяна и просто несёт вздор.

— Да когда же она упиться так успела с одной чашечки-то, Ван? — воззвал к нему Лао.

Ван Шэн не видел тут ничего непонятного.

— Просто раньше накидаться успела: пока мы в храме торчали, она, небось, полжбана чжоусского приговорила…

Император молча пожирал глазами племянницу, продолжавшую выкликать, как безумная.

— И всё же слова необходимы, ибо иероглиф возводит заключенный в нём смысл не к умозрительным идеям, а к первозданным образам вещей, зыбким и летучим, непознаваемым и утончённым до неразличимости неисчерпаемым метаморфозам бытия или к беспредельной предельности существования, ведь письмена — носители неопределимой границы между телом и тенью, их очертания вторят «следам драконов и змей, звериных когтей и птичьих лап на земле»!

Теперь на принцессу Ичэн смотрели все: разговоры смолкли, всем стало ясно, что назревает скандал.

— Кун-цзы не уставал подчеркивать, что истины учения должны быть усвоены как воздух и стать безотчетным побуждением души, моральным инстинктом, ведь в действительности учится тот, кто расширяет своё сознание, включая в сферу мировой гармонии все больше явлений жизни, и в конце концов, по слову Кун-цзы, он оказывается способным «вместить в себя весь мир» в безмерности «зияния Небес». Таков предел умиротворенности!

Судя по лицу императора, Сын Неба был смущен и порядком раздосадован.

— Лучше бы ты Кун-цзы не цитировала… — проскрипел он сквозь зубы.

Но самое худшее случилось минутой позже.

Девица Чэнъань, кокетливо улыбнувшись сидящему с ней рядом Ченю Сюаньженю и сообщив, что её сестрица, видимо, не в себе, попыталась стащить Ичэн со стола. Это ей удалось: Ичэн едва не шлёпнулась на пол. Но тут император невольно усугубил ситуацию, язвительно спросив Чэнъань, не хочет ли и она чего-нибудь добавить к сказанному сестрой?

Увы, девица не поняла сарказма. Она вскочила на стол и… оглушительно испортила воздух.

Этим она не ограничилась, точно накануне поглотила целый жбан гороха, а продолжала греметь, причем так, что несчастный Чень Сюаньжень вскочив, зашатался от вони и, зажав пальцами нос, ринулся к столу, где сидели чиновники судебного магистрата. Забыв всякую вежливость, он выхватил из рук Лао Женьцы веер, сунул нос за обшлаг халата и, размахивая веером перед лицом, пожаловался, что проклятая вонь едва не выела ему глаза. Лао Женьцы, зная остроту обоняния Ченя, только добродушно посмеялся.

— Уж лучше бы ты Кун-цзы цитировала, — злобно проронил император.

Банкет был испорчен, Сын Неба в гневе удалился, а чиновники, посмеиваясь, быстро набивали рукава деликатесами императорской трапезы, чтобы угостить домашних и порадовать своих детишек. Большинству было глубоко плевать на произошедшее, но некоторые всё же высказали свои предположения о случившемся.

— Душевные болезни так и начинаются…

— Да перепились просто обе. Впервой, что ли?

— Не скажите, это было откровение свыше…

— Какое откровение? Откровенный бред и испорченный воздух! Смеётесь?

Зал вскоре опустел, Чень Сюаньжень, ведомый под руку Ван Шэном, ибо он в самом деле почти ничего не видел, оказался на проспекте, а затем возле дома, где их встретили Сюли и Юншэнь.

— Так кто выиграл пари?

— А… — свежий весенний ветер уже очистил глаза Сюаньженя от скверны. — Я ещё не знаю. — Он обернулся к другу. — Шэн, я же просил тебя быть судьёй. Выступление какой из принцесс тебе понравилось больше, а?

Шэн не затруднился.

— Принцесса Ичэн была красноречива и многословна, а мне всегда нравилось обилие внутреннего смысла при минимуме слов. Этим блеснула принцесса Чэнъань…

— Я выиграла, — плотоядно усмехнулась Сюли.

* * *

[1] История 7-го века до н. э, когда принц Чжи Чон был вынужден спасать свою жизнь. Только пятнадцать из его людей последовали за ним в изгнание. Среди них был Цзе Житуй, который развлекал принца стихами и музыкой. Он был настолько внимателен к господину, что однажды, когда их припасы были украдены, сварил принцу суп из мяса собственного бедра. Возвысившись, Чжи был щедр к тем, кто помогал ему в беде, но упустил из виду Цзе Житуя, который ушел в леса близ горы Миань. Герцог неоднократно отправлял послов, чтобы заманить Цзе обратно ко двору, но тот не стремился к политической власти. Слишком лояльный, чтобы напрямую критиковать своего хозяина, но слишком принципиальный, чтобы занять место в коррумпированной администрации, он предпочел остаться в уединении. Раздраженный Чжи приказал развести лесной пожар с трех сторон горы, чтобы выкурить Цзе и его мать из укрытия. Вместо того чтобы выйти, они сгорели заживо. Обугленный труп Цзе был найден обнимающим мать. В своём раскаянии Чжи Чон основал город, до сих пор известный как Цзесю, «Покой Цзе» и учередил праздник холодной еды в память о Цзе.

Глава 35

«Цзи-цзи». 既濟 Завершение переправы

Путешествие закончено лишь тогда,

когда сделан последний шаг

— Что? — теперь Ван Шэн напрягся. Он начал понимать. — Так это… А я-то сообразить ничего не мог, думал, с перепоя они такое учудили… Так это всё были ваши лисьи проделки?

— Что значит наши проделки? — потрудилась прикинуться удивлённой Сюли. — Распутные бабы отбивают у честной лисы… э-э-э… у честной женщины законного мужа, а она за свою собственность и постоять не может? Отдай своё и жужжать не смей? Это Кун-цзы такое говорил,