Продавщица 4: А с платформы говорят… - Анна Наумова

— А Вы? — я еле сдерживала улыбку, гордясь за тогдашний бабушкин поступок, который очень четко характеризовал ее отношение ко мне. Однако бабушка, видимо, решив так сразу не раскрывать все карты новой приятельнице, выдала мне другие варианты развития хорошо знакомых мне событий:

— Ну а что я? — с притворной скромностью пожала плечами бабушка. — Я промолчала, чего уж там… Да и забылось все уже. В общем, Маргошка у меня есть, подружка с работы. Так вот, она одного костоправа детского знает, он в Купчино живет. К нему весь Ленинград детишек своих возит. В общем, два месяца я уже к нему с Галочкой, как на работу, езжу. К апрелю полугодовой курс массажа закончится, ножки сравняться должны. Невестка-то моя здоровье после тяжких родов поправляет, тяжело ей в такую даль мотаться с коляской. В общем, слово себе дала: если поправит это светило науки внучку, брошу курить. Пока на поправку внучка идет, дай Бог врачу здоровья и жену хорошую. Но беда, как говорится, не приходит одна… Коленька мой ногу сломал. Перелом лодыжки со смещением. Теперь вот на костылях ходит.

— Как же так получилось? — снова притворно удивленно спросила я. Уж кто, кто, а я историю попытки дедушки освежить отношения после двадцати лет брака знала досконально, не зря каждую годовщину слушала его тосты.

— Да шторы вешать полез, оступился неудачно и с лестницы упал, неудачно-то как… И я его подхватить не успела, — соврала бабушка. Я ее не осуждала. И впрямь: не станешь же рассказывать новой знакомой, что именно ты отправила в больницу супруга, который лез в открытое окно с букетом цветов, потому что приняла его за квартирного вора.

— Ну да, ну да, — еле сдержав улыбку кивнула я. — Ну что, Клара, давайте еще разок для очистки совести покричим? Если и в этот раз не откликнется, тогда двинем по домам? А перед этим можем завернуть куда-нибудь выпить кофе с эклером… Вы как?

— С удовольствием, Дашенька! — согласилась бабушка. — Ежели не откликнется — так сами все съедим, не пропадать же добру! Ну, давайте! Три-четыре! Вла-ста Мат-ве-ев-на!

Тут вдруг внезапно раздался крик:

— Клара, ты, что ль? Во дела! А ты чего здесь? К нам же не пускают!

Мы обернулись на зов.

— Коленька! — обрадованно закричала бабушка. В окне третьего этажа торчала хорошо знакомая дедушкина голова, только вместо привычной лысины, на которую он с боков зачесывал остатки волос, на голове у него была лохматая рыжая шевелюра. Под мышками у него были костыли, а в руках он держал сигарету. — Ты как, дорогой?

— Как на курорте, — мрачно ответил дедушка. У него было своеобразное чувство юмора. Сколько я помню их с бабушкой, они вечно друг над другом подшучивали. — У троих из восьмой палаты краснуху нашли, нас на месяц закрыли. В нарды играем целыми днями и в города. Я уже, кажется, всю географию СССР повторил. Выйду из больницы — Витьку убью, соседа. Это он, зараза, меня подбил на то, чтобы я к тебе в годовщину с цветами в окно полез. Отношения освежить посоветовал. А ты еще этому советчику целый блок «ВТ» отдала… Лучше соседу отдать, да, чем родному мужу? Эта болгарщина носками воняет, конечно, но разбрасываться зачем? Ты бы еще ящик «Мальборо» ему подарила…

— Коленька, — чувствуя себя виноватой, засюсюкала бабушка. — Ты, может, кушать хочешь? Ну что для тебя еще сделать? Ты только скажи!

— Что ты, Галочка! — пафосно воскликнул любящий супруг. — Нас тут отлично кормят. На обед — капуста, на ужин — капуста. На полдник — пирог с капустой. А на завтрак — каша. Ну хоть не из капусты, и на том спасибо, хотя на вкус — один в один. Раз уж целый месяц отпуска неожиданно нарисовался, мог бы дома сидеть, диван пролеживать, кроссворды разгадывать, да «ящик» смотреть… А не хотят меня выписывать, сволочи! Сложный там какой-то перелом, говорят… Да, Клара, эту годовщину я навсегда запомню… Хотя нет, ты знаешь… Я этот день просто вычеркну из памяти.

— Коленька, — сокрушенно продолжала бабушка, готовая провалиться от землю от стыда. Она явно не рассчитывала, что ее новая знакомая узнает историю попадания супруга в больницу. — У нас просьба к тебе. Ты веревку где-нибудь раздобыть можешь?

— Конечно, любимая! — в тон ей ответил дедушка. — Уже почти нашел. Мыло и табурет уже есть. Нет, Клара, не надейся. Еще минимум двадцать лет тебе меня терпеть. Через неделю меня выпишут, и вот тогда ты от меня не отвертишься. С тебя праздничный стол на годовщину в качестве извинений. А кто это с тобой, кстати?

— Это Даша, знакомая моя, — заискивающе продолжала бабушка. — Коленька, я тебе тут… это… покушать принесла. Если тросик найдешь какой-нибудь, я тебе прицеплю, и ты поднимешь а? Тут свое все, домашнее, как ты любишь. И холодец вот, чтобы косточки лучше срастались. А еще у Даши тут коллега лежит, в девятой палате, Власта Матвеевна. Тут вот подписано, кому что… Можешь ей передать через своих?

— Тоже через окно лезла? — насмешливо спросил дедушка.

— Типун тебе на язык! — рассердилась бабушка, возвращаясь к своему обычному тону. Издевки мужа ей уже порядком надоели. — Коля, хватит уже, а? Я тыщу раз перед тобой извинилась. Хочешь жрать домашнюю еду — ищи веревку. Да, и про мыло и табурет снова не надо. Надоел.

— Ладно, — кивнул дедушка. — Погоди, я щас… И правда, хочется уже чего-то нормального съесть. Не боись, щас поднимем. Мне скакать долго, но ребят попрошу.

— Ну все, — довольно потирая руки и постукивая каблучком одного сапожка о другой, сказала бабушка. — Повезло нам, что Колька курить не бросил и в окно выглянул.

Слушая перепалку супругов, проживших бок о бок двадцать с лишним лет, я улыбалась уголком рта, стараясь, чтобы это было незаметно. Людям, ничего не знающим об отношениях моих бабушки и дедушки, могло показаться, что они уже давным-давно надоели друг другу, и никаких чувств у них не осталось. Но я-то знала, что это не так. Клара Ефимовна и Николай Вадимович Пряник безумно любили друг друга.

Ничтоже сумняшеся, бабушка, которая по праву считалась