Ложная девятка. Шестой том - Аристарх Риддер

— Мехико построен на месте древнего Теночтитлана, столицы ацтекской империи, — рассказывал Карлос. — Испанцы в 1521 году разрушили город до основания, а потом построили на его месте свой. Поэтому здесь каждый камень хранит историю.

Я знал эту историю, но слушать её здесь, на месте событий, было особенно интересно. Эрнан Кортес и его конкистадоры, падение великой империи ацтеков, начало трехсотлетнего колониального периода. Всё это происходило прямо здесь, под нашими ногами. Под асфальтом современных улиц покоились остатки пирамид и дворцов, каналов и храмов величайшей цивилизации доколумбовой Америки.

— А вон там, — Карлос указал в сторону центра, где над городом возвышались две массивные башни собора, — главная площадь города, Сокало. Одна из крупнейших в мире. Сейчас поедем туда.

Мы ехали по Пасео-де-ла-Реформа, главной артерии Мехико. Этот широкий проспект, заложенный ещё императором Максимилианом в XIX веке по образцу парижских Елисейских полей, поражал своим размахом. Восемь полос движения, посреди которых тянулись зелёные островки с памятниками и фонтанами. Вдоль дороги стояли памятники мексиканским героям, Колумбу, последнему ацтекскому императору Куаутемоку, борцам за Независимость.

— Вот этот золотой ангел, — показал Карлос на высокую колонну, увенчанную сверкающей в солнечных лучах фигурой крылатой Виктории, — монумент Независимости. Здесь мексиканцы отмечают все свои праздники и победы.

Через окно автобуса я видел типичную картину большого города восьмидесятых — множество машин, создающих не только бесконечные пробки, но и тот самый смог, который застилал небо. Уличные торговцы, которые на красном свете подбегали к машинам с газетами, прохладительными напитками, фруктами и сладостями. Но было в этом что-то особенное, мексиканское, яркие краски одежды, необычная архитектура, совершенно другой ритм жизни, более размеренный и философский, чем в европейских столицах.

Здания поражали своим разнообразием. Рядом с ультрасовременным небоскрёбом из синего стекла мог стоять особняк XVIII века с массивными каменными стенами, коваными балконами и патио, скрытым за тяжёлыми деревянными воротами. А чуть дальше, типично мексиканский дом XX века: яркие жёлтые, розовые, голубые стены, плоские крыши, крошечные окошки, защищённые от солнца.

— Видите, как по-разному строили в разные эпохи, — комментировал Карлос. — Испанцы строили массивно, основательно, на века. Думали, что их империя вечная. Потом, после независимости, стали подражать Европе — особенно Франции. А сейчас ищем свой стиль, мексиканский.

Сокало действительно оказался грандиозным. Огромная мощёная площадь — 240 на 240 метров, окружённая величественными зданиями. Кафедральный собор XVI века с его массивными башнями-близнецами доминировал над всем пространством. Эти башни, каждая высотой более 60 метров, были видны издалека и служили ориентирами для всего города.

Мы вышли из автобуса и пошли по площади пешком. Несмотря на жару и смог, туристов было много — американцы в ярких рубашках и панамах, европейцы с путеводителями в руках, сами мексиканцы — семьи с детьми, влюблённые парочки, пожилые люди, которые просто сидели на скамейках и наблюдали за жизнью.

Многие узнавали нас — советская сборная в Мексике была на виду, и наши спортивные костюмы с надписью «СССР» привлекали внимание.

— Rusos! Muy bien contra Hungría! — кричал нам какой-то пожилой мексиканец, показывая большой палец.

Видимо, наш разгром венгров произвёл впечатление даже здесь.

Карлос провёл нас к Кафедральному собору, потрясающему сооружению, которое строилось почти три века. Фасад собора поражал своим величием: два яруса колонн, резные порталы, статуи святых в нишах. Всё это было выполнено из тёмного вулканического камня, который придавал зданию особую мощь и суровость.

— Смотрите, как башни наклонены, — показал Карлос. — Собор медленно погружается в землю. Мехико построен на осушенном озере, грунт мягкий.

И действительно, если приглядеться, то было заметно, что массивные башни слегка отклонились от вертикали. Это придавало собору какую-то человечность, уязвимость, несмотря на его внушительные размеры.

Внутри было прохладно и тихо. Огромные колонны поднимались к сводам, теряясь в полумраке. Золотые алтари переливались в лучах солнца, проникающего через витражи. Воздух был наполнен ароматом ладана и воска церковных свечей.

— Этот собор строили на камнях ацтекских храмов, — шепотом рассказывал Карлос. — Испанцы хотели показать победу христианства над язычеством. Но мексиканцы до сих пор приходят сюда молиться Деве Гваделупской, нашей покровительнице, в которой многие видят ацтекскую богиню.

В одной из боковых часовен стояла статуя Девы Гваделупской, смуглой мадонны в сине-золотых одеждах, окружённой лучами света. Перед ней теплились десятки свечей, а верующие шептали молитвы на испанском и индейских языках.

— Она появилась индейцу Хуану Диего в 1531 году, — объяснил Карлос. — Говорила с ним на его родном языке науатль. Для индейцев это был знак.

Потом мы зашли в Национальный дворец посмотреть на знаменитые фрески Диего Риверы. Это здание, растянувшееся на 200 метров вдоль восточной стороны Сокало, служило резиденцией правителей ещё со времён ацтеков. Сначала здесь стоял дворец Монтесумы, потом испанские вице-короли построили свою резиденцию, а после независимости здесь разместилось правительство республики.

Огромные настенные полотна рассказывали всю историю Мексики, от ацтеков до современности. Яркие краски, экспрессивные лица, драматические сцены завоевания и борьбы за независимость. Ривера писал эти фрески в двадцатых-тридцатых годах, и в них чувствовался пафос революционной эпохи.

На главной фреске, занимающей всю стену центральной лестницы, была изображена непрерывная борьба Мексики за свободу. Внизу — мирная жизнь ацтеков, их города, храмы, календари. Посередине — кровавое завоевание конкистадоров, горящие храмы, плачущие индейцы. Наверху — борьба за независимость и революция.

— Смотрите, вот Кортес, — показывал Карлос на фреску с изображением конкистадора в стальных доспехах. — А вот Идальго и Морелос — герои нашей независимости. Мигель Идальго-и-Костилья, священник, поднявший в 1810 году восстание против испанского владычества. Хосе Мария Морелос, продолживший его дело

Ривера изобразил Идальго с поднятым знаменем, на котором была изображена Дева Гваделупская. Рядом с ним — простые люди: крестьяне, ремесленники, шахтёры. Лица суровые, решительные, руки сжимают мачете и старые ружья.

— Идальго был священником из маленького городка, — рассказывал Карлос. — Но он понял, что родина важнее церкви, народ важнее короля. 16 сентября 1810 года он позвонил в колокол своей церкви и призвал к восстанию. Этот день теперь наш главный праздник.

На другой стене была изображена более поздняя эпоха — борьба с французской интервенцией, победа над императором Максимилианом. Здесь Ривера показал Бенито Хуареса — первого президента-индейца, человека, который отстоял независимость Мексики в самый трудный момент.

— Хуарес был сапотек, — с гордостью говорил Карлос. — Чистокровный индеец. Но стал одним из величайших президентов в нашей истории.