Юсупов. Тьма Внутри - Гоблин MeXXanik

— Обрывки каких-то вечеринок, гости которых в один миг превращаются в каких-то страшных животных. Или мертвецов. Или призраков.

— Какого рода вечеринки? — осторожно уточнил я. — Маскарады? Костюмированные?

— Обычные, мастер Юсупов, — ответил Федор. — Такие что происходят в городских гостиных. Просто в один момент все резко меняется. И я хочу убежать. Но не могу. А эти твари начинают приближаться ко мне. Медленно, словно понимая, что я никуда не денусь. Кажется, что это происходит вечность. Иногда я пытаюсь спрятаться, но они всегда находят меня. А затем пытают. И я могу поклясться, Василий Михайлович. Я прекрасно чувствую боль, словно это происходит наяву. Но постепенно в этой боли появляется своеобразная… гармония. И так происходит всю ночь. День за днем.

Он замолчал, глядя на меня. А затем добавил:

— Я уже боюсь засыпать, Василий Михайлович. Даже если я могу заставить себя проснуться во время такого сна, то засыпая оказываюсь ровно в той точке, откуда смог сбежать в реальность. И все продолжается.

— Ну, я мог бы сказать, что вас мучают какие-то поступки, за которые вам стыдно, — начал я, но Федор только усмехнулся:

— Бросьте, мастер Юсупов. Мне? Стыдно? Вы сами в это верите?

Аргумент был железным. Потому что я не верил в то, что говорил. Более того, я отчетливо понимал, откуда растут корни этих странных снов. Но рассказывать про бога Гедонизма не хотел.

— Я начал экспериментировать со своим сознанием с подросткового возраста, — продолжил Федор. — И как вы верно выразились на одном из сеансов, к своим годам я не понимаю, что такое хорошо, и что такое плохо.

— Нет, «не понимаете», а у вас свое извращенное видение этих категорий, — машинально поправил я его.

— Вот сейчас верно говорите, — согласился пациент. — Я удавил совесть еще в колыбели, Василий Михайлович. И вы прекрасно это знаете. А тут вы пытаетесь убедить меня в том, что во мне вдруг взыграло чувство вины.

— Раскаяние за старые поступки может прийти в любой момент, — продолжил я, решив играть до конца. Но в этот раз я вложил в слова немного силы. И пациент, который уже открыл было рот, чтобы возразить или начать безобразный скандал, вдруг замер.

— И… что мне делать? — оторопело уточнил он.

— Составить список поступков, в которых вы повели себя плохо, — ответил я. — Причем плохо с общепринятой точки зрения, а не так, как понимаете это вы. А затем мы постараемся проработать каждый такой поступок. И подумаем, как можно исправить ту или иную вашу ошибку. Само собой, все что вы скажете в этом кабинете, попадет под лекарскую тайну, и не будет опубликовано репортерами.

— А преследование со стороны жандармерии? — робко уточнил Федор. — Вы же не станете писать жалобу в органы.

— Не стану, — успокоил я пациента. — Подобное запрещает мне клятва.

Мужчина кивнул:

— Никогда бы не подумал, — растерянно протянул он. — У вас есть лист бумаги и ручка, мастер Юсупов?

— Зачем? — удивился я.

— Чтобы составить этот список проступков, — пояснил пациент. — Нужно же начинать прорабатывать это все сейчас, немедля. Хотя, одного листа пожалуй будет мало. И даже двух… У вас есть альбом?

— Видите ли, Федор Борисович, — начал было я, но тот меня перебил:

— Я оплачу вам все рабочие часы. И сам договорюсь с пациентами, чтобы они пришли в другой день. Случай-то неотложный. Я спать не могу. Точнее, я боюсь закрывать глаза.

— Дело не в деньгах, — ответил я, стараясь, чтобы мой голос прозвучал как можно мягче. — Просто сейчас вы будете торопиться и забудете часть моментов. Для вас они могут показаться не столь важными, но для вашей совести и с точки зрение терапии, они могут стать очень существенными. А отработав поверхностные случаи, которые вы вспомните навскидку, мы не изменим ситуацию.

— Но… что мне делать?

— Сходить в храм, помолиться Высшему и исповедоваться жрецам, — посоветовал я. — Это поможет на короткое время.

— К жрецам, — повторил за мной Федор, и в его глазах я заметил проблеск понимания и надежды. — Точно. К жрецам. Они ведь для того и существуют. Чтобы слушать и отпускать грехи. Даже если я сам не верю в эти самые грехи. Не зря же наши налоги идут на этих самых жрецов. Пусть отрабатывают! Пусть терпят! Большое вам спасибо, Василий Михайлович.

Он встал с кресла и нетвердой походкой, словно зомбированный, направился к дверям.

— Подождите, — окликнул его я. Федор остановился. Обернулся и я продолжил:

— Федор Борисович, вы случайно не слышали про…

Я едва не сказал слово «секта», но успел исправиться:

— Религиозную группу «Теплое Слово».

— Слышал ли я? — удивленно переспросил пациент. — Да о ней почитай весь город знает, Василий Михайлович. Шутка ли, они сумели толковать учение Высшего так, как устраивает всех. И простых людей, и высокорожденных. Сейчас.

Он сунул руку в карман пиджака и вынул небольшую брошюру.

— Вот, — он шагнул к столу и положил ее передо мной. — Мне дали ее в одном… интересном месте. Где собираются только аристократы. Пишут просто и занимательно, надо отметить.

Я с опаской взглянул на книжицу. Словно бы передо мной была ядовитая змея. Робко уточнил:

— А где вы ее получили?

— А это тоже попадет под эту вашу лекарскую тайну? — быстро спросил Федор и я кивнул:

— Разумеется.

Федор осмотрелся по сторонам, словно проверяя, не подслушивают ли нас, а затем, понизив голос, произнес:

— Я получил ее в одной проститутошной, Василий Михайлович. Из тех, где расширенный список предоставляемых услуг.

— Расширенный… что? — не понял я и внутренне напрягся.

— Ну вернее списка там никакого нет, — виновато добавил пациент. — Любой каприз за ваши деньги, как говорится. Все что угодно.

Он понизил голос до едва слышного шепота и добавил:

— Говорят, у них даже прозекторская своя есть. Я такое не одобряю. Одно дело манекены или чучела животных…

Я растерянно посмотрел на стоявшего передо мной пациента, но тот истолковал мое молчание по-своему:

— У каждого есть свои маленькие слабости, мастер Юсупов. И не стоит за это осуждать. К тому же моя просто детский лепет по сравнению с тем, за чем туда ходят. Я