Художник из 50х - Сим Симович

Где-то среди этих нарисованных созвездий бродила девушка в берете, считала звёзды и думала о законах физики. Где-то в этой бесконечности затерялся его родной 2024 год.

Время — всего лишь ещё одно измерение, как длина, ширина и высота. А звёзды светят всегда — и в 1950-м, и в 2024-м, и через тысячу лет.

Глава 17

Утром, едва рассвело, Гоги услышал знакомый звук мотора за окном. Не поднимая головы с подушки, усмехнулся — воронок приехал точно по расписанию. Даже будильник не понадобился.

Поднялся, умылся холодной водой из кувшина, натянул чистую рубашку и пиджак. Взял папку с иллюстрациями к «Снежной королеве» — те самые, что рисовал в стиле эпической манхвы с советским антуражем.

Вышел из барака и направился прямо к машине. Двое сопровождающих уже стояли рядом с воронком, но выглядели слегка растерянными — обычно им приходилось стучать в двери, будить, объяснять.

— Доброе утро, товарищи, — поздоровался Гоги, подходя к машине. — Поехали?

Старший кивнул с лёгким удивлением:

— Георгий Валерьевич, проходите.

Сел в знакомый салон, положил папку на колени. Воронок тронулся, и Москва поплыла за окнами — утренняя, деловитая, спешащая на работу. Люди толпились на остановках трамваев, торопились в учреждения, несли авоськи и портфели.

Гоги зевнул, растирая глаза. Ночная работа над звёздами не прошла даром — хотелось спать. Он откинулся на сиденье, пытаясь собраться с мыслями перед встречей.

Зачем Берии понадобилось лично курировать детские сказки? Неужели у заместителя председателя Совмина нет дел поважнее? Или за простым заказом скрывается что-то ещё?

— Скоро приедем, — сказал сопровождающий.

— Хорошо, — ответил Гоги, разглядывая утренние улицы.

Воронок свернул к знакомому зданию. Серые стены, строгие окна, флаги над входом. Машина остановилась, дверца открылась.

— Товарищ Гогенцоллер, пройдёмте.

Гоги вышел, поправил пиджак. Утро обещало быть интересным — Лаврентий Павлович явно не из тех людей, кто тратит время на пустяки. Значит, эти сказки для него важны. Остаётся выяснить — почему.

Шагнул к входу в здание, держа папку с иллюстрациями под мышкой. Внутри что-то подсказывало: сегодняшняя встреча изменит многое в его новой жизни.

Кабинет встретил Гоги привычным ароматом кавказского чая и кожаных переплётов. Берия сидел за своим массивным столом, просматривая какие-то документы. Поднял глаза, когда художник вошёл, и кивнул на знакомое кресло.

— Садитесь, товарищ Гогенцоллер. Покажите, что принесли.

Гоги разложил иллюстрации к «Снежной королеве» на столе. Двенадцать листов — каждый рассказывал свою часть истории в стиле эпической манхвы с советской стилистикой. Герда-комсомолка в ватнике, Кай в пионерской форме на ледяном троне, Снежная королева как северная богиня в одеждах из полярного сияния.

Лаврентий Павлович налил чай в две чашки, отхлебнул и принялся рассматривать работы. Лицо его оставалось невозмутимым — ни одобрения, ни критики. Просто изучал, как изучал бы секретные документы или донесения разведки.

Гоги сидел молча, потягивая чай. Терпкий, ароматный, с привкусом горных трав. Где-то тикали часы, за окном слышался отдалённый шум столичного утра.

— Интересно, — наконец произнёс Берия, отложив лист с финальной сценой. — Очень интересно. Скажите, вы читали Достоевского?

Неожиданный поворот беседы застал художника врасплох.

— Конечно читал, Лаврентий Павлович.

— «Преступление и наказание»? Помните рассуждения Раскольникова о праве сильной личности?

— Помню. Он делил людей на обыкновенных и необыкновенных. Первые должны повиноваться, вторые имеют право переступить через закон ради великой цели.

Берия кивнул, взял со стола иллюстрацию со Снежной королевой.

— А что вы думаете об этой теории? Имеет ли человек право решать судьбы других? Ради высшей цели, разумеется.

Гоги осторожно поставил чашку на блюдце. Разговор явно шёл не о детских сказках.

— Раскольников ошибался в главном, — сказал он медленно. — Он думал, что сила даёт право. А право даёт только ответственность.

— Поясните.

— Наполеон не стал великим, потому что убивал. Он стал великим, потому что брал на себя ответственность за миллионы людей. За их судьбы, их будущее. Убийства были лишь средством, а не целью.

Берия прищурился:

— Любопытная точка зрения. Значит, по-вашему, власть — это не привилегия, а бремя?

— Власть — это возможность изменить мир. Но каждое изменение требует жертв. И тот, кто принимает решение о жертвах, должен понимать их цену.

— А если цена слишком высока?

Гоги задумался, глядя на свою иллюстрацию. Снежная королева смотрела с листа печальными глазами — красивая, могущественная и одинокая.

— Тогда нужно спросить себя: а имеешь ли право? Право решать за других. Даже если ты сильнее, умнее, дальновиднее.

— «Тварь я дрожащая или право имею?» — тихо процитировал Берия.

— Именно. Только Раскольников задавал неправильный вопрос. Не «имею ли право взять», а «достоин ли я нести ответственность».

Лаврентий Павлович отложил иллюстрацию, налил ещё чаю.

— Вы удивительный человек, товарищ Гогенцоллер. В ваших рисунках читается понимание власти. Вот эта ваша Снежная королева — она не злодейка. Она носитель силы, которая приносит страдания против её воли.

— Зима не хочет убивать цветы, — согласился Гоги. — Но такова её природа. Однако весна всегда побеждает зиму.

— А что, если зима длится слишком долго? Если весна не может пробиться сквозь лёд?

— Тогда нужна Герда. Человек с горячим сердцем, готовый пройти любой путь ради любви.

Берия усмехнулся:

— Любовь? Красивое слово. Но разве можно построить государство на любви?

— Государство строится на силе, — ответил художник. — Но держится на том, что люди готовы ради него жить и умирать. А это уже больше похоже на любовь, чем на страх.

— Интересная философия. А как же враги? Те, кто не хочет любить государство?

Гоги посмотрел на иллюстрацию с Каем — мальчиком с осколком в сердце.

— Кай не враг. Он жертва обстоятельств. Осколок дьявольского зеркала в сердце заставляет его видеть мир искажённо. Но осколок можно растопить.

— А если не получается растопить?

— Тогда приходится удалять. Но это всегда трагедия, а не победа.

Берия долго молчал, рассматривая иллюстрации. Потом поднял глаза:

— Скажите честно — вы боитесь меня?

— Да, — без колебаний ответил Гоги. — Боюсь. Но уважаю.

— За что уважаете?

— За то, что несёте ответственность, которую большинство людей не смогли бы вынести. За то, что принимаете решения, от которых зависят судьбы миллионов. Это требует силы духа.

— Даже если некоторые