Инквизитор. Книга 16. Божьим промыслом. Серебро и олово - Борис Вячеславович Конофальский

бить колокола, зовущие людей на вечернюю молитву. Жара ещё не спала, но генерал, помывшись, надел хорошую одежду, и за пивом и книгой стал ждать гостью. А той всё не было. Не было, не было… И службы в церквях закончились. На улице стало тихо.

«Уж не забыла ли?»

Стемнело, только теперь духота отступила, и Гюнтер поставил лампы на стол. А генерал тем временем и проголодался.

— К дьяволу её, — говорит он и отложив книгу просит слугу. — Давай сюда петуха.

И как раз в этот момент из, уже, ночной тишины улицы, слышится стук копыт по мостовой. И как раз за воротами они стихают.

— Господин… Приехали, кажись… — заглядывает в столовую конюх.

— Ну, так открывай, — распоряжается генерал и встаёт. Он хочет встретить гостью.

Теперь ночью, это платье можно носить. От жары не умрёшь. И Клементине идёт чёрный бархат. Весь лиф пошит серебром. Ворот и манжеты — тончайшие кружева. На голове её, на затылке, лёгкая заколка до плеч, тоже из кружева. Такие, обычно, носят девы. Было видно, что юная госпожа фон Сольмс тоже готовилась к свиданию.

Вот только не изменила она себе в одном: на её лице опять белила лежали в избытке. Но после первого пробуждения с девицей, генерал знал, что так дева скрывает свои рябинки и прыщи. И поэтому не придавал лишней косметике значения.

— Зачем мой стул так далеко? — Она сразу стала распоряжаться. И ей не понравилось, что они будут сидеть в разных концах стола. — Велите мне стул поставить подле вас.

Всё исполнили по её желанию, помощник конюха и Гюнтер стул и приборы поставили туда, куда дева захотела. И наконец они сели. И опять Клементина стала командовать:

— Отошлите лакея — обойдёмся.

— Отослать? — Уточнил генерал.

— Что же вы мне вина без лакея налить не сможете?

И вот тогда они принялись есть, и разговаривать. Он оторвал от петуха ногу для неё, потом Клементина ложкой пробовала взбитый с мёдом сыр. Ей всё нравилось. Вот только ела она без хлеба. А Волков же, напротив, ломал сдобный хлеб и макал его в подливу из вина. И думал, что это блюдо у Гюнтера выходит с каждым разом всё лучше. А она выпила полстакана, приторного, на вкус Волкова, «морозного» вина, так стала сразу мягче, и смешливее. И тут же стала пить вино, запив острого петуха целым стаканом белого.

И разговор их пошёл совсем легко, особенно когда речь заходила о делах при дворе и людях придворных. И в который раз генерал замечал, что она совсем неглупа. Наоборот, дева сия была наблюдательна. И… Хитра. Тем не менее он не собирался просто развлекаться, и опять повёл беседу к тому случаю, когда господа из графства Мален, наносили визит обер-прокурору.

— Так вы всё не успокоитесь? — Улыбалась Клементина.

— Успокоюсь, как только скажете, а не было ли ещё на той беседе кого? — продолжал генерал, и налил ей ещё белого вина в стакан. — Ну, кроме тех, кого вы уже упомянули. Только ли Раухи и Гейзенберги тогда там были?

— А вы меня, никак, пригласили, только чтобы всё выведывать о делах, да о батюшке моём? — Спрашивает она и берёт стакан.

— Не только, — смеётся он и тоже поднимает свой. — И думаю, что одно другому мешать не должно.

— У батюшки есть один человек… — Госпожа фон Сольмс делает большой глоток. — Зовут его Гуту.

— Гуту? — Удивляется генерал не совсем обычной фамилии.

— Гуту, Франциск, — добавляет госпожа,- он у батюшки для всяких дел.

— Для всяких дел?

— У него пальцы рублены, — продолжает девица. — Полмизинца на левой руке нет и чуть-чуть безымянного.

— И значит он для всяких дел у отца вашего? — переспрашивает генерал.

— Он, как и вы, из ремесла воинского, всегда ходит в военной рубахе, да при мечах, прибился к отцу, так при нём, который год и состоит.

«В военной рубахе и при мечах…»

— Дорогая моя Клементина, а почему вы мне говорите про этого человека? — Интересуется Волков.

— Расстаралась для вас нынче, — отвечает ему девица и снова отпивает из своего стакана, как видно сладкое вино ей не пришлось, а белое в эту тёплую ночь, кажется, даёт прохладу. — Налейте мне белого… Она протягивает ему стакана, а после и дальше рассказывает. — Была нынче благосклонна к своему вздыхателю, к Гоферу, я вам про него рассказывала…

— Ах вот как? — Он делает вид, что его заботит её любовник. — Значит, вы сегодня уже были в объятиях мужчины? — Он качает головой, словно удивлён. Но, лишь для вида. Его-то как раз больше интересует дальнейший её рассказ о делах графа Вильбурга и его родни.

— Ах, не ревнуйте, барон… — Девица смотрит на него поверх стакана,ей нравится этот его тон, с капелькой упрёка, и она продолжает. — Что там за объятия? В чулане, не снимая одежд… Отдалась, скорее от жалости к нему, чтобы не вздыхал… И чтобы новое для вас же выведать… — И добавляет с пренебрежением, свойственным уже искушённым дамам. — Да и не чета он вам…

— Ну хоть то в радость. И что же вы такого для меня выведали? — Сразу ухватывается за эту возможность генерал.

— От счастия сказал мне, что батюшка этого Гуту два месяца как, представлял Рауху. В своём кабинете. Для какого-то дела в Малене.

— То есть, — тут барон уже едва сдерживал себя, чтобы не прейти на тон серьёзный, и продолжал, по возможности, всё ещё игриво. —

Это граф предложил этого Гуту для дела в Малене?

— Да нет же… — Она качает головой. — Гофер не так сказал… Я поняла, что они давно просили… Просили батюшку о содействии им, а он сказал, что в делах подобных ему участвовать не резон. И что сие надобно делать через суд Его Высочества. Но они не отступали, говорили, что ваша сестра насмешка над фамилией, что не графиня она…. И всякое подобное… И он соглашался с тем… Но отказывался помочь. Дескать, к герцогу идите, а я уж помогу, чем смогу, а они всё просили его… Говорили, что он первый из Маленов, что глава рода. А принц им не помогает. И что больше им некуда податься, негде искать справедливости…