Сын Тишайшего 8 - Александр Яманов

лёгкий ветерок, несущий прохладу и различные запахи. Дачу, что ли, себе здесь замутить? А чего? Закрою и огорожу большой участок у побережья. Царя я или не царь? Да хоть половину провинции в усадьбу превращу! Пляжи здесь отличные, Гаше понравится. И детям полезно для профилактики лёгочных заболеваний и прочих авитаминозов. Так, в сторону левые мысли.

— Я собрал всех здесь, дабы объявить о дополнительных наградах, ожидающих командиров наиболее отличившихся отрядов.

Столь разные, но одновременно похожие мужчины с суровыми лицами, едва скрывали недоумение. Они, вообще-то, привыкли, что царь — большой оригинал. Но не отвлекать же людей перед важнейшим штурмом, который завершит многолетнюю войну. Мог бы просто пообещать денег, земли или ордена.

Мы расположились в роще под большим навесом. В городе всё-таки грязновато. Это вам не русские полисы с водопроводом и канализацией. Перед немалой толпой, вооружённых людей стояло четыре столика, накрытые тёмной тканью.

Срываю покров с первого лота, стараясь не улыбнуться. Уж больно по-детски повели себя воины, вперившись в лежащий на ровной поверхности кривой кинжал.

— Мне ничего не жалко для своих героев, — под одновременный кивок всех присутствующих начинаю речь и шоу, — Пришлось хорошо покопаться в царских закромах. Перед вами кинжал, который по преданию принадлежал Аббас-бию, внуку великого Едигея.

При упоминании имени основателя Ногайской орды, глаза его потомков аж засверкали. А ещё ногайцы впились глазами в клинок. Вроде ничего необычного, даже рукоятка без драгоценных камней. Зато сразу видна булатная сталь и работа старых мастеров.

Зато на калмыков и, тем более башкир, клинок не оказал никакого впечатления. Некоторые кочевники даже презрительно ухмыльнулись. Первые разрушили Ногайскую орду, а вторые много десятилетий сражались с ногайцами за свои земли. Русские офицеры и казацкие атаманы тоже отнеслись к оружию спокойно.

Ничего, я только начал. Убираю следующую тряпку. Лежащий на столе предмет также не оказал на большую часть воинов, никакого впечатления. Ну, пластинка с какими-то знаками. Пусть и золотая. Вот только калмыки были совершенно иного мнения. И понятно почему.

— Это пайцза хана Тула-Буги праправнука Джучи-хана, выданная великому князю Дмитрию Александровичу. В моём хранилище нет более древней реликвии. Надеюсь, она попадёт в достойные руки.

Смотрю, башкирские бии тоже прониклись. Я ведь действительно решил отдать самое настоящее сокровище.

Пора продолжать спектакль. Третий лот представлял металлический набалдашник, надетый на растрескавшуюся рукоять, скреплённую золотыми кольцами. На лицах воинов давно не было скептических улыбок или усмешек. Все ждали описания следующего лота. Дети, я же говорю. Только большие и сильные. Но такие же наивные.

— Это булава князя Даниила Холмского, — осторожно поднимаю жезл, — Того самого, захватившего для Москвы Новгород.

В этот раз зашевелились все русские офицеры, начиная с генерала Косагова и заканчивая молодым артиллерийским капитаном, забыл его фамилию.

— И последнее, — предоставляю на суд аудитории саблю с потёртыми ножнами.

Однако здесь надо обращать внимание на клинок, а не отделку. Он действительно хорош! Какая-то восточная работа и снова булат.

— Сабля самого Михаила Воротынского, отнятая в бою у последнего казанского хана Али-Акрама, — поднимаю клинок, показывая его собравшимся, ответивших дружным вздохом, — Думаю, я выбрал хорошие подарки для отличившихся воинов. Естественно, это должны быть благородные люди. А лучшего выберут сами воины после захвата города.

Офицеры дружно закивали, только лица у них стали уж больно задумчивыми. Это ведь не просто награда, а престиж. Чую за обладание реликвиями развернутся неслабые интриги. Главное, чтобы не разругались, а то и хуже.

— Пока же возвращайтесь в расположения своих войск и ждите команду. Да пребудет с нами Всевышний! — поддаю немного пафоса для антуража.

Народ потихоньку начал расходиться. Тут ко мне подошёл патриарх Иов, прибывший совсем недавно. Иерарх активно благословлял воинов. То дело нужное. А вот двухдневные переговоры главы РПЦ с Гавриилом мне не понравились. Мы великая держава, чья церковь получила автокефалию почти двести шестьдесят лет назад. После чего Константинополь пал, надолго лишившись юрисдикции. Даже неясно кто был патриархом, и был ли он вообще избран перед падением Византии. О первых годах после захвата города тоже почти нет сведений. А с учётом Ферраро-Флорентийской унии у греков вообще нет права на какое-либо первенство среди православных церквей. Вон Иерусалимский или Антиохийский патриархат на поклон к папистам не пошли. Хотя им было намного хуже под игом мусульман, особенно фанатичных мамелюков, превративших христианское большинство Палестины, Леванта и Сирии в меньшинство.

О чём я и сказал Иову, недовольный его пиететом перед мутным греком, ещё два месяца назад лизавшим пятки, даже не султану или великому визирю, а кади османской столицы. То есть обычному судье. А ещё глава РПЦ начал сбивать с панталыку моих генералов. Вот и сейчас вместе с ним подошли Косагов, Глебов и Бахмиотов. Был у нас уже разговор по поводу местного христианского населения. Мол, надо пожалеть бедняжек. И вообще, не мешает начать переговоры об их участии в управлении Константинополя после освобождения. Подобной наглости я терпеть не собираюсь. Греческий же манипулятор ещё своё получит.

— Государь, — обратился ко мне уставший Иов, — Я хотел бы вернуться к нашему разговору о невинных православных душах, оказавшихся между двух огней. Речь как о жителях Фракии и Добруджы, вынужденных покинуть свои дома. И особо меня волнуют тысячи наших братьев во Христе, запертых в городе.

Смотрю на генералов. Бахмиотову точно всё равно, а вот два моих лучших полководца на стороне патриарха. Понятно, что мы не каратели и русская армия в особых зверствах не замечена. Но и генералы особым милосердием не страдают. Для них важнее выполнение приказа и благополучие своих солдат.

— Часть жителей озвученных тобой провинций получит право вернуться в свои дома. Сейчас гражданская администрация проводит расследование. Тех, кто не запятнал себя преступными делами, простят. Различных татей казним или отправим на каторгу. Остальные пусть уходят в Грецию или Анатолию.

— Но ведь христиане находились под владычеством басурман. Получается, они все запятнали себя сотрудничеством и виновны, — патриарх зачем-то прервал мою речь.

Недовольно смотрю на него, заставив замолчать.

— Речь о преступниках. В первую очередь работорговцах, откупщиках и мелких чиновниках, помогавших магометанам тиранить людей. То же самое касается пиратов, контрабандистов и подобной сволочи, — поясняю упёртому деду, — Касательно горожан, то несколько кварталов, где живут христиане, будут помечены особыми знаками, а также туда заранее проникнут отряды наших бойцов. Они защитят людей на случай, если мои воины увлекутся убийствами. Ещё вопросы?

Оглядываю генералов, которые одновременно отрицательно затрясли