Человек внутри - Анна Шулятицкая

– Вижу, что вы заскучали…

На этих словах Виктория закивала головой и сказала что-то Кириллу Михайловичу. Тот прихватил сумку и выскользнул из зала.

– Ну так ничего, ведь сейчас начнётся самое любопытное!

Виктор взял микрофон и приобнял измученную помощницу за плечи.

– Я бы хотел сделать одно заявление. Как вы уже знаете, при создании помощников я полностью доверял мнению простых и честных тружеников, которые нуждались в поддержке общества и государства. Я решил заниматься тем, что мне удавалось лучше всего, а позже озаботился судьбами тысяч людей. Но я до сих пор не могу смириться с тем, что помощников используют в качестве рабов и беспощадно эксплуатируют. Думаю, вы понимаете, к чему может привести наша лень и что означает, когда жестокость берёт вверх над справедливостью. Мы отбираем возможность у помощников распоряжаться своей жизнью и создавать вместе с нами новый мир.

Тут воскликнул работник центра, который ухаживал за садом:

– Но браслеты на них не просто так? Как понять, что они думают, что, так сказать, чувствуют?

– Хороший вопрос, – улыбнулся слабо Виктор. – Возможно, помощники несколько наивны, но браслеты им действительно не нужны. С самого начала, когда я только начал их создавать, для меня они казались пришельцами из другого мира, но после того, как мы пообщались, я стал их лучше понимать. Когда, например, вы знакомитесь с человеком, вы же не всегда чувствуете его раздражение или возбуждение? Но после наблюдения, а впоследствии сближения с ним вы можете предугадать его действия и научитесь читать мысли. Между особенно близкими людьми создаётся особая связь, которая также возникает и у помощников.

Работника устроил ответ, он смягчился и продолжил внимательнее слушать Виктора.

– И сегодня я бы хотел надеть браслет помощнице сто тысяч не потому, что я не понимаю её, а потому что люблю, и назвать именем родного человека. Прошу любить и жаловать, Виктория Бросова!

Настоящая Виктория застыла и не смогла вымолвить ни слова. Зал был растерян, ведь никто не ожидал, что помощнику дадут имя.

– Витуша, выйди, пожалуйста, на сцену, – попросил Виктор с застывшими слезами.

Виктория в недоумении шагнула по ступеням, остановилась на мгновение, словно передумала подниматься. Зал зашумел, с моей стороны раздался одобрительный свист. Виктория сделала шаг и вдвое ускорилась.

Виктор надел помощнице браслет, она подняла на него лицо с потёкшей тушью и прошептала:

– Я пойду? Уведите меня отсюда, прошу! Мне так страшно, что они пялятся на меня, так страшно! Я не выдержу!

– Ещё немножечко, совсем чуть-чуть! Постой с нами минуту.

– У меня ступни стёрты в кровь.

– Хорошенькая, хватит жаловаться. Я ведь тоже не люблю разговаривать, а приходится. Вот, улыбнись Витуше, она так рада тебя видеть!

– Ну, ну, рада она видеть.

– Конечно. А ты сомневаешься?

Помощница незаметно коснулась шеи, и её всю передёрнуло от жгучей боли.

Виктория сказала Виктору громко-громко, чтобы все услышали:

– Вы же не обещаете, что будете любить, пока смерть не разлучит нас? Я планировала погулять, перед тем как строить семью, но вы добрый человек, и если я вам откажу, то вскоре очень сильно пожалею об этом.

– Я не намного старше тебя, – рассмеялся Виктор громко сквозь слёзы.

– На целых восемнадцать лет, – подчеркнула Виктория и добавила игриво: – Вы мне нравитесь. Что уж тут таить, сильно нравитесь! Но я не готова дать ответ. Чуть позже и не при камерах.

– Меня устраивает уже сам факт того, что я тебе небезразличен. Раздумывай сколько угодно, я подожду.

Помощница стала никому ненужной, а потому потускнела совершенно. Я подозвал её и предложил довести до комнаты, и она согласилась.

Еле как она брела рядом со мной, то и дело проверяя шею. Перед комнатой помощница спросила меня заговорщицким тоном:

– Вы верите, что она настолько хорошо относится к Виктору, сколько говорит о нём?

– Не знаю, я не задумывался. А тебе какое дело?

– Самое что ни на есть понятное! Он обещал, что не забудет обо мне, а сам отвлёкся на девушку.

– Почему бы тебе не спросить Викторию напрямую? Она не ужалит.

– Руку по локоть откусит зато! Не буду ничего спрашивать.

– Тогда не ной и не плачься. Я чужой человек.

– Но ведь вы зашли в гардероб зачем-то.

Помощница скривилась, со злости рванула бусы, и они рассыпались по полу.

– Были единственным, кто спросил, что у меня болит.

– Ты хныкала громче младенца, а я не особо отношусь к малышам. И вообще, глупый у нас получается разговор, и ты глупая и трусливая, раз боишься спрашивать о том, что тебя гложет.

– Сами вы такой!

– Как скажешь, – отозвался я кисло и ушёл к Виктору без всякого желания что-либо делать.

Я с лёгким волнением договорил речь, и вечер закончился. Виктория сумела украсть Виктора, и они уединились в его кабинете на шестом этаже.

Гости разошлись, а вместе с ними куда-то подевались и работники, которые должны были остаться убирать зал.

Водопад по стеклу не давал наступить оглушительной тишине.

Я позвал людей, но мне не ответили. Тогда я вышел на улицу и обогнул пустынный центр.

Из раскрытого окна на этаже, полностью занятого помощниками, донёсся дикий крик. Мне было жутко от мысли, что с кем-то случилась беда, и я ринулся по лестнице через чёрный вход, а как только добежал, то увидел помощницу сто тысяч, ползущую на четвереньках по коридору в разорванном платье. За нею медленно вышагивала Виктория с железным ломом в крови.

– Что ты творишь, дура? Остановись!

У меня временно помутился рассудок, и я выхватил лом Бросовой и встал между нею и помощницей, у которой вырывались хриплые стоны из груди. Она умирала, и было неважно человек она или нет. Я страшился холодного гнева Виктории и её лица, которое ничего не выражало. Как только она приблизилась, я инстинктивно махнул ломом, но рассёк только воздух, а затем взвалил отяжелевшую помощницу на плечи.

– Сдался ты мне! Я тебя не убью. Просто решила припугнуть, как и Виктора, чтобы он перестал нести чушь о правах помощников и их именах, – сообщила Виктория без сожаления. – Но с ним я перестаралась.

– Зачем же ты это сделала?

– Для того, чтобы доказать, что человек был, есть и будет выше всякого другого живого существа. Я лишь за то, чтобы наши же создания видели в нас, в первую очередь, хозяев, а не друзей или врагов. Как и говорил Виктор, мы жестоки и бываем грубы по отношению к помощникам, но мы имеем право пользоваться ими, как захочется, потому что мы их творцы, а они наши творения.