Бояринъ из куна-чакры - Владимир Борисович Журавлев

Жанна кратко вводит ее в курс дела. Бывшая оперативница тут же залипает за моим плечом — и невольно «ахает». Ну да, и я там же.

С монитора нам многозначительно грозит всеми карами земными краткий список. Императорская семья.

— Девочки, поработайте-ка за малую мзду, — хмуро прошу я. — Проследите интернет-активность вот этих персон. И выберите тех, кто отсутствует в светской жизни. По причине смерти — тоже.

— Не надо, — подает голос Мишель. — Вы из провинции, а москвичи прекрасно знают о правящем доме. Как бы тема для ежедневных разговоров, типа погоды у англичан.

Девушка решительно сдвигает меня своими костям в сторону. Работает пару минут и удовлетворенно цыкает. Нерусский звук, не зря Француженка.

В свою очередь отодвигаю ее. С удивлением чувствую, что девушке эти «двигалки» нравятся. Она же феминистка, не? Занятно, но дело прежде всего. Изучаю список. И останавливаюсь на одном имени. Фамилии нет, ей она ни к чему.

Младшая сестра нынешнего императора России. С единственной доступной в сети фотографии на меня смотрит маленькая девочка с характерными диспропорциями лица и черепа. Открываю дополнительную информацию. Так… в детстве не блистала особыми талантами… это они очень вежливо. У Великой княжны на лице клиническая картина идиотии, хоть в учебники включай. Что еще… отличалась кротостью, смирением и удивительно светлой душой… В семнадцать лет отбыла из Младоимператорского двора в Воронежскую Девы-Заступницы женскую обитель, где и зачахла в молитвах через два года. Что зачахла, неудивительно, женские обители для того и созданы… но Воронежская — единственная, куда принимают женщин с грудничками.

Сравниваю даты с собственной жизнью. Получается, она родила в шестнадцать. Ну, здравствуй, моя кроткая, беззащитная мама. У кого же рука поднялась творить над тобой магогенетические эксперименты? Поднялась и осмелилась? Этот кто-то по логике должен на мое трехлетие куда-то исчезнуть…

Выбор оказался невелик. Всего одно имя. Тоже — только имя без фамилии. Двоюродный брат императора. Ценитель разгульного образа жизни, но в узком кругу. В смысле, из Младоимператорского дворца его не выпускали. Но уж там он чудил на широкую ногу. Пьянки, драки, оргии — все, как мне нравится. А также безумные химические и магические опыты. Любопытство вкупе с полной безнаказанностью и шизофреничным разумом — страшная научная сила. Как дворец по камешкам не разнес, непонятно. Умер в расцвете сил, когда мне исполнилось три, и что-то подсказывает, что не своей смертью. В некрологе написано: в результате трагически нелепого случая… Он самый и есть.

Его фотографий сохранилось больше. Смотрю на благородное лицо с бешено выкаченными глазами. Психически больной — или гениальная маска? Теперь не узнать.

Вывожу фотографии родителей на отдельное поле. Рядом помещаю свою в исходном виде, она у меня сохранилась на карте памяти. Сходство просто кричит о себе.

Задумчиво обвожу фотографии черными рамочками. Пишу имена родителей ниже. Увеличиваю шрифт. И еще увеличиваю шрифт… и еще…

За спиной возбужденное сопение. Девочки чуть не виснут на плечах. А их сверху придавливает высоченная Мишель.

— Этот мальчик — кто? — взволнованно спрашивает она. — Тот, кто я думаю⁈

— Да Рой же! — ляпает необдуманно Хелена. — Наш Рой! До того, как изменился!

Мишель издает странные звуки. Помирает, что ли? Удивленно разворачиваюсь.

— Рой… — выдавливает Мишель. — Ты — Великий князь⁈

Пожимаю плечами. Выморочный род, не признан при рождении, по медицинским показаниям недееспособен… но формально да, Великий. И первый в очереди на наследование. И по отцовской, и по материнской линиям. У действующего императора детей нет. Сдается, и не будет. Маг такой ненормальной силы стопроцентно мутант, результат магического вмешательства в таинство зарождения жизни, у таких кадров с продолжением рода трудно. То-то он так яростно топит за чистоту расы. Сам силу заполучил просто чудовищную, боится, что другие так же смогут.

Что ж, один результат из поиска уже есть. Теперь знаю заказчика покушений. И что мне это дает?

Мишель бледнеет, совершает странное вращательно-опускательное движение… Бумс. Готова, обморок. И Вера падала. Интересно, это у них в Москве такая мода или просто экология нездоровая?

Кое-как с сестричками утаскиваю нежную девицу в одну из комнат. Решено, теперь это ее комната. Растет клан, растет! Но ноги этой Мишель не мешает укоротить, за все углы зацепилась, пока тащили, и в комнате еле развернулись. Пользуюсь беспомощностью бывшей оперативницы, быстренько шарюсь в ее внутреннем мире и срезаю Когтем ее проклятие. Ну, я так считаю, что проклятие. Если и ошибся, ничего страшного. У Мишель магических конструктов полно, одним больше или меньше — незаметно.

Вера возвращается с торжествующим видом.

— Вот.

И начинает выкладывать наличность. Горка упаковок у монитора растет, растет, и одновременно увеличиваются глаза близняшек. А Риманте того и гляди последует вслед за Мишель.

— Три миллиона, — с удовольствием сообщает Вера. — И знаешь, Рой, там такое странное дело случилось…

Ее взгляд наконец останавливается на мониторе. А там все еще три фотографии в черных рамках. И два имени огромным черным шрифтом.

Вера смертельно бледнеет. Открывает рот, пытается что-то сказать… Бумс. Да что ж это за звездопад сегодня⁈ Не о Риманте следовало беспокоиться. Моя невеста — девочка местная, крепкая, ее Великим князем не проймешь. А Вера — фрейлина, создание хрупкое и ранимое. И к тому же москвичка, а это клеймо на всю жизнь.

— Девочки, хватаем за руки-ноги! — командую я. — И… раз-два! Потащили! Да не ногами вперед, заполошные!

Глава 17

Утро. Кухня. Еды полно — красота! Когда Вера обустраивала кухню… ну, так говорится, что обустраивала, на самом деле пальчиком показывала рабочим, куда и что ставить — я отвоевал себе право на личное седалище. А также лежалище и спалище. Ну и что, что больше всего это похоже на медицинскую кушетку? Зато могу кушать лежа, это ли не счастье? Что я и делаю с огромным удовольствием.

В гостиной Мишель чистит ковры какой-то бытовой магией из раздела воздушной. Перед этим хорошенько там потренировавшись. Ответственная девица, собранная и целеустремленная — она мне нравится. Да мне фертильные самки все нравятся. А уж ножки их — м-м-м, объеденье! Не в прямом смысле, разумеется.

Вера сидит передо мной в сильном раздрае чувств. Поглядывает неодобрительно на мою лежащую тушку и вполголоса рассказывает, как ей удалось растрясти ювелирщика на три миллиона. Три миллиона.