Зверь 5 - Алексей Владимирович Калинин

шапками, сверкали под лучами солнца, подобно алмазным коронам. Могучие склоны, изборожденные глубокими ущельями, нависали над долинами, точно грозные стены несокрушимой крепости. Ветры, танцуя меж скал, издавали таинственные песни, будто сами горы нашептывали легенды минувших эпох. Взору открывались живописные панорамы, от которых захватывало дух, ибо эти гордые великаны являли собой воплощение первозданной силы и величия природы… — неожиданно произнесла Гражина.

Гоблин повернулся и долго-долго смотрел на свою сообщницу. Потом взглянул на меня:

— У неё это вообще пройдёт?

Я пожал плечами в ответ:

— Кто знает? Это результат её же колдовства. Она сама подставила свою голову под удар своего же творения.

— Ты урод, — только и проговорил гоблин.

Я ударил по тормозам. «Шкода» взвизгнула тормозами, печально заскрежетала, как будто жалуясь на нелёгкую жизнь, а потом остановилась.

— Вот мы и приехали, — проговорил я, глядя в лобовое стекло.

— Да, мы приехали, — подтвердил гоблин, тоже не отрывая взгляда от открывшейся картины.

Машина остановилась в нескольких десятках шагов перед мужчиной и двумя детьми. Над ними неторопливо порхала маленькая пикси. Вся эта композиция на фоне большой пещеры смотрелась монументально. Если учесть, что по краям пещеры были свалены черепа и кости, которые походили на человеческие, то монументальность плескала просто через край.

— Мы приехали… — проговорила позади нас Гражина. — Теперь хозяин оторвет тебе голову, сраный ведьмак.

— Очнулась, куролесица? — посмотрел я на неё в зеркало заднего вида. — Всё-таки в таком виде ты мне нравишься больше, чем когда просто несёшь несусветную дичь! Пошли, поздороваемся с паном Гашеком. Нам же ещё нужно подготовиться к эффектному появлению вашего господина…

Ведьма только презрительно хмыкнула в ответ. Гоблин тоже скорчил рожу, но не произнес ни слова. Я открыл дверь и выбрался из машины.

Судя по всему, сейчас пришло время встретиться с главным злодеем этой постановки. Я уже был готов ко встрече с тем человеком, которого увижу. Впрочем, судя по всему, он уже не был человеком.

И это существенно облегчало мою задачу!

Пан Гашек стоял с бледным и напряженным лицом. Он поминутно оглядывался, словно чуял спиной нехороший взгляд. А взгляд и в самом деле был. Тяжелый, пригибающий к земле. Я тоже чувствовал его кожей.

Дети были безмятежны. Ни маленькая, похожая на куклу, Маша, ни спокойно стоявший Петька не выказывали никакого напряжения. В отличие от взрослых, дети были бесстрастны. Как будто под заклинанием… Но это было не заклинание. Ближайшие пару часов они будут спокойны, как сотня китайских философов.

Впрочем, под таким же «заклинанием» была и порхающая Чопля. Она не корчила рожицы, не угрожала взорвать весь мир и даже не плевалась по сторонам — вполне обычное, но не вполне адекватное для Чопли поведение.

— Что же, вот и я! — крикнул я в сторону пещеры. — Выходи, мой бывший друг Радибор Чернов! Выходи — поговорим по душам, как было раньше!

Гоблин и ведьма переглянулись. Я заметил это краем глаза, но сдержал ухмылку. Для них было невдомек, что обо всём уже догадался и всё свёл воедино.

Да, слишком уж много совпадений, а предпосылки к мороку завершили все мои догадки.

Из пещеры раздалось рычание, словно завелся мотор спортивного автомобиля, и водитель начал нажимать на газ, чтобы быстрее разогреть машину. Постепенно рычание перешло в гортанный смех.

Пан Гашек обернулся на пещеру и попытался было дёрнуться, но этим дёрганьем всё и ограничилось. Он не сошел с места, а дети так и продолжили стоять, безмятежно взирая на меня. Они находились под специфическим настоем, безвредным, но успокаивающим, под ним же была и Чопля.

Так оно даже лучше — сейчас мне метания и паника ни к чему. Лучше пусть постоят в сторонке, пока взрослые дяденьки будут мериться размерами половых органов.

Из глубины пещеры показалась неторопливо идущая фигура. Гоблин и Гражина тут же склонились в поклоне, приветствуя появление выходящего на белый свет человека в рясе монаха и с небольшой сеточкой под капюшоном, скрывающим лицо.

Остановился неподалеку от детей и пана Гашека. Что же, весьма мудро — так я не смогу швырнуть более-менее нормальное заклинание, не поранив детей. Живицу тут особо не задействуешь. Что же, похоже, что пришло время разговоров.

Если, конечно, он не воспользуется тем, что я был без живого щита, и не нападет первым. Тогда придется защищаться… И хорошо бы, чтобы обошлось без жертв.

— Рад видеть тебя, старый друг, — проговорил тот, чью оторванную голову я видел после боя с вампирами.

— Мог бы сказать то же самое, но ты вряд ли поверишь, Радибор, — хмыкнул я в ответ.

— Конечно, мы же ведьмаки — мы никогда не верим на слово, — проговорил мужчина и откинул сеточку с лица вместе с капюшоном.

На меня взглянул всё тот же Радибор. Тот самый, каким я его запомнил с той достопамятной битвы. Даже шрам в виде крестика на виске был тем же самым.

— Время не смогло взять над тобой верх, Радибор, — кинул я.

— Тут ещё некоторые факторы были, Эдгарт, — улыбнулся Радибор. — И время не властно над этими факторами…

— Где гарда Экскалибура? — спросил я напрямик.

— Она в нужном месте, — проговорил сипло бывший друг. — Тебе её не достать…

— Как это не достать? Я уже на месте. Вы сами меня сюда привели, ваша банда. Конечно, надо будет сообщить императору, что в его секретной службе завелась крыса, но это он уже сам пусть решает. Вы же втроем у меня как на ладони, — хмыкнул я в ответ с довольной улыбкой. — Вышли бы сразу, поговорили бы по душам. И вовсе не нужно было бы подговаривать Агнешку подсыпать нам в еду семена чертополоха… Да, она, как любящая дочь, выполнила поручение отца, но некоторая нервозность всё-таки в ней сквозила. И она очень старалась накормить нас большим количеством еды, чтобы как можно больше семян чертополоха оказалось внутри нас…

— Догадался? — хмыкнул гоблин. — Неужели обо всём догадался?

— Я же ведьмак, — покачал я головой. — И даже растертые семена смогу определить по запаху и вкусу. Да, пришлось нейтрализовать с помощью молока и зелья жолодки, так что твоя ветряница не смогла меня задержать воздухом. Да и как видишь, стою сейчас в трезвом уме и твердой памяти, а не как наши маленькие сподручные. Впрочем, так даже лучше — они не плачут и