Суворовец. Том 2 - Анна Наумова

— Ты чего не сказал мне? — Лобанов, как и в прошлый раз, налетел на меня.

Однако, памятуя недавнюю аварийную посадку на пятую точку, хватать за форму меня новенький не решился.

— Что не сказал-то? — я усердно рылся в тетрадях, лежащих на полках.

Да где же моя писанина? Я, конечно, все, что мог, выучил. Но со шпорами оно как-то всегда спокойнее и надежнее.

— Что ты на катке Маринку мою видел! — заорал Лобанов, останавливаясь на безопасном расстоянии. — И что она в «Склифе» с переломом лежит! Мне мать ее только что сказала! Когда я Маринке домой звонил!

Глаза новенького снова потемнели от ярости и превратились в двух черных жуков. Даже черные, как смоль, волосы, казалось, почернели еще больше.

— Ну видел, и че? — так же равнодушно бросил я, разворачиваясь. — А про «Склиф» ты и сам сейчас узнал. Нафига тебе я сдался в качестве информатора? Все ж обошлось! Поправится твоя ненаглядная! Дело молодое, кости срастутся!

Илюха с Михой оторвались от своих книжек и журналов и на всякий случай подошли ближе.

— А что? — подал голос любопытный Тимошка. — Девчонка твоя… эта… как там ее… Марина… в больнице? Да?

— Не твое дело! — прошипел красный от злости Лобанов, поворачиваясь к близнецу. — Ты куда лезешь? Ты…

— А Белкин никуда и не лезет! — перебил его я.

Я и сам, бывает, поругивал Тимошку, когда он частенько выступал, когда не надо, и лез не в свое дело. Но сейчас счел нужным заступиться за однокашника перед разъяренным «Отелло».

— Лобанов! — обратился я к новенькому. — Ты слышал поговорку: «Больше двух говорят вслух»? Так вот, если ты орешь на всю казарму, стало бы, все слышащие — участники беседы. И любой может сказать, что хочет. И Белкин в том числе. Понял?

Лобанов покраснел от злости настолько, что практически сравнялся по цвету с огнетушителем, стоящим в углу.

— Следил за ней, да? — выкрикнул он, забывая о мерах предосторожности. Подлетел ко мне вплотную и заорал: — Ты ж знал, Рогозин! Знал, что меня в наряд по КПП поставили, и я сегодня «невыездной». Воспользовался этим «в крысу», да? Проследил за ней? На катке решил подъехать к чужой девчонке, пока я тут в четырех стенах торчу? Знаешь, кто ты…

— Знаю! Я — вице-сержант! — громко сказал я.

Вокруг нас уже сгрудились пацаны, с неприязнью смотревшие на Лобанова. Из-за него некоторые, спешащие в училище из увала, сегодня чуть не получили неприятную «ноль одну» в увольнительной. А посему особой симпатии к этому зануде никто не испытывал. Все присутствующие были на моей стороне.

— Я — вице-сержант! — повторил я громко и четко. — А ты, Лобанов, помимо того, что зануда, каких свет не видывал, так еще и параноик. На катке я был со своей девушкой. Я не султан, мне гарем не нужен. И Маринку твою я случайно встретил. Как и тогда, у забора. Ее валенок какой-то с ног сбил на катке, и она ногу сломала. Мы с моей девушкой ее в «Склиф» отвезли. И благодаря тому, что у моей Насти там знакомые имеются, Маринке твоей быстренько сделали все, что нужно.

— Случайно? Ха! Какая-то череда «случайностей»! — недоверчиво уставился на меня новенький.

— Случайно! — подтвердил я. И посоветовал: — А ты б, Лобанов, сейчас не пену от бешенства пускал, а следующий увал себе зарабатывал, чтобы свою болезную в «Склифе» навестить. А мне ты еще «спасибо» сказать должен. Ну? Где спасибо?

— Слушай, «Лоб»! — выступил вдруг Тимошка.

Лобанов повернулся к нему. А Тимошка бесстрашно вышел вперед и посмотрел параноику прямо в глаза. А паренек-то осмелел! Видать, надоело парню бесконечно бояться лобановских припадков.

— Ты б и впрямь Андрюхе нашему спасибо сказал! — простодушно сказал близнец Белкин. — Он то посылки от твоей любезной тебе носит, то теперь ее в больничку отвез со сломанной ногой… А ты, Лобанов, обурел.

— А то! — громко поддержал брата Тимур. — Ты, Лобанов, прямо не пацан, а какой-то генератор неприятностей. На ровном месте в «бутылку» лезешь. Достал ты уже всех. Тут, конечно, «темные» не любят делать. Но если кто-то очень борзый, то можно. В качестве крайней меры.

— Смотри, Лобанов! — закончил беседу Колян Антонов. — Мы мирные люди, но наш бронепоезд… Как бы тебе не усложнить себе жизнь в училище… Бойкот захотел?

Пацаны усмехнулись. А Лобанов, кинув на всех нас взгляд, полный ненависти, пулей вылетел в коридор.

— М-да! — подытожил Димка Зубов, садясь на тумбочку. — Непростой чувачок этот новенький…

— А по-моему, он на самом деле не такой уж и плохой, Кирюха этот! — неожиданно вступился за Лобанова Илюха «Бондарь». — Неглуп явно. И почти отличник. Вот с алгеброй тут на днях мне помог… И на уроках по делу говорит. Даже знает иногда больше наших преподов! Говорят, он там у себя в Ленинграде даже в городской олимпиаде по алгебре какое-то место занял! Пообтесать бы его хорошенько, парни… Вдруг выйдет толк? Уж во всяком случае он лучше того… Тополя…

— Пообтесать, говоришь?… — задумчиво переспросил я. — Ладно, папа Карло! Как говорят в Одессе, «будем посмотреть!». Там видно станет… Может, и сам пообтешется…

* * *

— О-ба-на! Не понял на! — воскликнул Тимошка через три дня. — Это как такое может быть?

Я, честно говоря, и сам не понимал. Да и остальные пацаны — тоже.

Сегодня объявили результаты контрольной по алгебре. Я получил свою заслуженную четверку и был очень доволен. В отличники по алгебре я никогда не стремился, а посему оценка меня вполне устраивала. Старательный Колян и вовсе получил «пятак». Близнецы Белкины тоже отстрелялись неплохо — получили по четверке. Хорошо написали контрольную и Миха с «Бондарем». Из нашей компании облажался только Димка Зубов. Решил одну задачу из трех, а посему больше, чем на «трояк», не смог рассчитывать.

А вот у Кирилла Лобанова, который легко щелкал олимпиадные задачки и вообще слыл во взводе местным Лобачевским, в журнале теперь красовался жирный «лебедь».

— Ни фига себе! — шепнул за обедом «Бондарь». — Я в шоке! Что это с Кирюхой? Он же такие задачки щелкал, как семечки. Для него их решить — плюнуть