Конфедерат. Имперские игры. Война теней - Владимир Поляков

Но всё равно, с цесаревичем ему общаться приходилось уже потому, что того серьёзно готовили к предстоящему в будущем восхождению на престол. Следовательно, наставники Николая Александровича просто не могли время от времени не сводить его по тем или иным вопросам с тем человеком, который – и это было известно многим – совсем скоро должен был перехватить нити управления внешней политикой империи из рук выпадающего из фавора Горчакова.

Вот что тут можно было сказать… Убеждённый сторонник идеологии воинствующего панславизма и консерватор Игнатьев, используя свой опыт дипломата и чтеца душ человеческих, быстро понял, кто такой цесаревич. И понимание сие было с весьма горьким привкусом. Монарх-либерал на престоле империи и сам по себе мог принести немало проблем, но учитывая окружение пока ещё цесаревича… Нити вели прямиком к искренним ненавистникам России, а именно к Герцену, иным ненавистника дома Романовых и самодержавия вообще, а также к охвостью декабристов, которое всё ещё оставалось опасным, несмотря на всё прошедшее время. Да и возникающие организации вроде «Земли и Воли», пусть и тщательно отслеживаемые в Третьем Отделении, тоже внушали опасение как благодатная почва для произрастания самого разного, в том числа и очередного возможного воплощения якобинской, анархистской и прочей заразы.

До поры Игнатьев осмеливался говорить о своих подозрениях лишь с самыми близкими и доверенными людьми, выжидая подходящего момента, чтобы начать действовать более решительно. Для этого нужно было занять вожделенное кресло министра иностранных дел, окончательно упрочив своё положение в иерархии империи. В идеале же – занять место Горчакова, причём сделать это так, чтобы уже к нему прислушивался Александр Николаевич. Ради этого стоило постараться. И очередным, но необходимым шагом была успешная поездка в Нью-Йорк, а затем и в Ричмонд. Не то в сопровождении императорского сына, не то будучи его сопровождающим.

Касаемо последнего… Недолгой подготовки к вояжу через Атлантику и дней, проведённых на броненосце, хватило Игнатьеву для того, чтобы лучше узнать второго сына Александра II и одновременно заручиться если и не доверием, то интересом с его стороны. Тут дело было в том, что Александра Александровича готовили как будущего военачальника, в образовании упирая прежде всего на всестороннюю образованность в военных и морских делах. Не зря же он немалую часть времени проводил близ Адмиралтейства и свел настоящую дружбу с нынешним морским министром империи, адмиралом Краббе Николаем Карловичем. С учётом же последних новаторств пребывание Александра в министерских кабинетах и даже на балтийских верфях стало делом совсем уж обыденным.

Знал ли об этом император? Как же иначе! Более того, всячески одобрял подобные интересы сына, понимая, что роль флота с учётом событий последних лет стала ещё более значимой, чем казалась ранее. Привычки же, которых Александр набрался у адмирала Краббе, – их можно было и потерпеть, тем более что они были контролируемыми. Какие такие привычки? Для этого стоило знать об особенностях собственно морского министра. Их было две – если считать главные, разумеется. Слава самого виртуозного матерщинника, вызывающая удивление именно качеством загибов и их своеобразной утончённостью, а не самой склонностью к ругательствам. Морские офицеры практически все имели за душой подобный грех. А вот вторая особенность, она же увлечение адмирала, была несколько более экстравагантной. Его увлечённость женщинами, большое число любовниц и частые визиты в самые дорогие бордели Санкт-Петербурга и не только – это ещё ладно, дело обычное. Зато собранная Краббе богатейшая коллекция порнографии – от фотокарточек, приближенных к настоящим произведениям фотографического искусства, до тех, которые разве что пьяные гамбургские матросы купить не побрезгуют – это уже действительно особенность.

С кем поведёшься, от того и наберёшься. Вот и Александр Александрович впитывал от своего друга и наставника в адмиральском чине и министерском положении не только знания о флоте, судостроительстве и военно-морской тактике, но и способность сплетать даже обычные слова в изысканные загибы. Если же к этому добавлялась открытая матерщина, то даже боцманы Балтийского флота, много чего слышавшие, испытывали, казалось бы, уже давно и прочно позабытое чувство лёгкого смущения. Несмотря на юные годы императорского сына, выражение «обложить по-александровски» уже витало на палубах кораблей Балтфлота. Правда, второе увлечение морского министра у императорского сына отклика не вызвало. Это то самое, касающееся коллекционирования различной похабщины. Александр, по словам очевидцев, лишь смотрел, вежливо улыбался, выражая самый легкий, более из-за дружеского отношения к Краббе, интерес. И на этом всё. Тут он явно пошел не в своего отца и не в большинство других кровных родственников, являясь не то что аскетом или там пуритански настроенным, просто… считая лучшим найти настоящую любовь, а не множество простых красоток.

Это уже начало себя проявлять. Игнатьев, стараясь держать руку на пульсе не только внешней политики, но и происходящего при дворе, знал, что Александр несколько месяцев уже находился в своего рода смятении чувств, серьёзно увлекшись одной из фрейлин его матери, императрицы Марии Александровны. Поскольку отец этого самого увлечения, Марии Мещерской, также служил по дипломатическому ведомству, пребывая до самой своей смерти при посольстве во Франции, то… Игнатьеву, ничего не стоило выяснить побольше о Марии Мещерской и нынешнем её положении и даже сверх того. Вопреки мнению многих, дипломаты тоже умеют узнавать то, что люди хотели бы оставить тайной. Про то, насколько дипломатический корпус сросся с заграничной разведкой, каждый мог думать в меру своей фантазии либо осведомлённости. Но что мера не была скромной, являлось непреложной истиной.

Выясненное подтвердило слухи, а вместе с тем заставило товарища министра сильно призадуматься. И раздумья эти продолжались по сию пору. Второй сын императора действительно серьёзно увлёкся красоткой-фрейлиной – а может и более того, уже влюбился, осознанно или не совсем. Теперешнее его положение, так скажем, позволяло брак с достаточно родовитой – иначе она и не могла бы стать фрейлиной императрицы – девицей, пусть даже для достижения желаемого Александру Александровичу и пришлось бы потрудиться. Но если посмотреть глубже, как следует призадуматься относительно возможных перспектив – вот тогда головоломка могла складываться иначе.

Император был недоволен своим наследником. Сильно недоволен и уже время от времени недовольство прорывалось, словно пар из перегретого котла. Последняя выходка оказала особенно сильное влияние, причём проняло даже самого Николая, понявшего, что нет ничего несокрушимого, а статус наследника… Ещё со времён Петра Великого дом Романовых привык играть короной так, как считал нужным. Нежелательных претендентов на корону, которые были как бы законными наследниками – а частенько уже и монархами, – то травили, то знакомили с приложенной к виску табакеркой, то без затей давили подушками. Иногда просто убеждали отречься без лишней