Пески Веков - Алмаз Эрнисов

полдюжины секретарш, и над ними чистое синее небо, синее-синее, и тени экзотических пальм, и здесь же, не отрываясь от завтрака, он звонит в любые части света, в любые города мира, и голос его, мужественный, уверенный, звучит всюду одновременно, ибо он говорит сразу на трех или четырех иностранных языках обо всех книгах, которые он прочел за ночь.

Жером Боск развернул газету.

Он только приступил к салату из помидоров, когда к нему подбежала официантка.

– Это вы – мосье Боск? – спросила она.

– Да, – сказал он.

– Вас просят к телефону. Мужчина сказал, что вы сидите наверху, на балконе. Телефон внизу, возле кассы.

– Сейчас иду, – сказал Жером Боск, неизвестно на что обозлившись.

Неужели это снова чуть слышный, далекий, неясный голос, почти заглушенный помехами?

А может быть, другой, который говорил из Акапулько и Ибицы? А может быть, это представитель Вильденштейна?

Телефон стоял, как на троне, на шкафчике между кассой и входом в кухню. Жером Боск втиснулся в уголок, чтобы не мешать проходившим мимо официанткам.

– Алло, – сказал он, стараясь заслонить рукой другое ухо от звона тарелок.

– Нелегко же было тебя найти! О, разумеется, я знал, где ты находишься. Но я уже не помню телефона этой харчевни. Собственно говоря, я его никогда и не помнил. Не так-то просто найти нужный номер, когда не знаешь ни имени хозяина, ни точного адреса ресторана.

Это был голос слева, отчетливый, ясный, однако вроде бы более тревожный, чем утром.

– Вильденштейн тебе звонил?

– Да, точно без двух двенадцать, – ответил Жером Боск.

– И ты согласился?

Голос был натянут, как струна.

– Я еще не знаю. Надо подумать.

– Но ты должен согласиться! Ты должен отправиться туда! Вильденштейн – потрясающий тип. Вы сразу сговоритесь и понравитесь друг другу. С первого взгляда. С ним ты достигнешь всего!

– И фильм тоже удастся?

– Какой фильм?

– Экранизация «Как в бесконечном саду».

Раздался веселый смех.

– Такого фильма не будет. Ты знаешь не хуже меня, что этот роман совершенно не годится для кино. Ты предложишь ему другую тему. Он будет в восторге. Нет, я не могу тебе сказать, что это за тема. Надо… надо, чтобы это случилось в свое время.

– А Барбара Силвер? Что она собой представляет?

Голос смягчился.

– Барбара, о! Барбара. У тебя будет время ее узнать. Ты ее узнаешь. Потому что… Но, прости, я не могу этого сказать.

Пауза.

– Откуда ты звонишь?

– Не могу тебе ответить. Из очень пристойного места. Ты не должен знать свое будущее. Иначе очень многое может полететь вверх тормашками.

– Сегодня ко мне звонил еще кое-кто, – резко сказал Жером Боск. – Кое-кто, у кого был твой голос, вернее, мой голос, но только прерывистый, измученный. Я слышал его очень плохо. Он убеждал меня не делать чего-то. Отказаться от чего-то. Может быть, от предложения Вильденштейна.

– Он звонил из будущего?

– Не знаю. – Жером Боск помолчал. Затем: – Он говорил о каком-то несчастном случае.

– И что он сказал?

– Ничего. Только одно слово: «Несчастье».

– Я ничего не понимаю, – жалобно признался голос. – Послушай, не обращай внимания. Отправляйся к Вильденштейну, и все устроится само собой!

– Он звонил много раз, – сказал Жером Боск. – И наверняка позвонит еще.

– Не трусь! – тревожно сказал голос. – Спроси его, из какого времени он звонит, понимаешь? Может быть, кто-то не хочет, чтобы ты преуспел. Просто из зависти ко мне. Ты уверен, что это был наш голос? Знаешь ведь, голос легко можно подделать.

– Нет, – сказал Жером Боск. – Я почти уверен.

Он подождал немного, потому что официантка остановилась как раз за его спиной.

– Может быть, он звонил из твоего будущего, – продолжал он. – Наверное, с тобой случится что-то нехорошее, и он хочет меня предупредить. Что-то связанное с Вильденштейном.

– Это исключено! – откликнулся голос. – Вильденштейн уже умер. Ты… ты не должен был этого знать. Забудь! Это ничего не значит. Все равно ты не знаешь, когда это случилось.

– Он… он погибнет в катастрофе, не так ли?

– В авиационной катастрофе.

– Может быть, об этом и шла речь. А ты… ты к этому причастен?

– Никоим образом! Уверяю тебя!..

Голос становился все более нервным:

– Послушай, надеюсь, ты не станешь портить свое будущее из-за этой чепухи? Ты не рискуешь ничем. Я знаю, что тебя ожидает. Я это пережил.

– Но ты не знаешь своего будущего.

– Не знаю, – согласился голос. – Однако я могу предвидеть и сопротивляться. Я буду осторожен. Со мной ничего не случится. А даже если и случится, то я уже много старше тебя… нет, я не могу сказать тебе, сколько мне лет. Предположим, у тебя впереди еще лет десять, если не больше, и превосходных десять лет! Я не отказался бы от них, даже если бы должен был умереть завтра.

– Умереть завтра? – спросил Жером Боск.

– Ну это так, к слову. Знаешь, десять лет – это немало. И я себя чувствую, как бог! Гораздо лучше, чем в твои годы, уверяю тебя! Соглашайся! Лети на Багамские острова! Это тебя ни к чему не обязывает. Обещай, что ты согласишься!

– Я хотел бы понять одно, – медленно проговорил Жером Боск, – как ты можешь со мной разговаривать? Вы что, изобрели в своем будущем машину времени? Или ты соорудил ее сам?

Голос из другого времени залился смехом. Смехом, в котором было что-то искусственное.

– Такая машина уже существует в твое время. Не знаю, должен ли я тебе говорить. Это тайна. Лишь очень немногие знают о ней. В любом случае ты не сумеешь этим воспользоваться. До сих пор, даже сейчас, никто толком не знает, как это действует. Нужна удача, счастливое стечение обстоятельств. Эта машина времени – телефон.

– Телефон? – удивленно переспросил Жером Боск.

– О, разумеется, не тот телефон, что у тебя на столе. А телефонная сеть, вся мировая сеть. Это самое сложное, что когда-либо было создано человеком. Гораздо сложнее самых крупных калькуляторов. Подумай о миллиардах километров проводов, о миллионах усилителей, о немыслимых переплетениях соединений на автоматических центрах. Подумай о мириадах вызовов, обегающих всю Землю. И все это взаимосвязано. Иногда бывает, что в этой путанице происходит нечто непредвиденное. Иногда бывает, что телефон вместо двух точек пространства соединяет два момента времени. Возможно, когда-нибудь об этом скажут открыто. Но я сомневаюсь. Слишком много непредусмотренного. И слишком рискованно. Лишь очень немногие в курсе дела.

– А как ты узнал об этом?

– У тебя в дальнейшем будут очень умные друзья, если ты примешь предложение Вильденштейна. Но я и так сказал слишком много. Тебе незачем это знать. Соглашайся! Это все.

– Не знаю, – пробормотал