Где моя башня, барон?! Том 2 - Антон Панарин

class="p1">Оказалось, что у Железнодорожников не такой уж и большой куш. Парни отобрали две тысячи рублей, золотые часы, телефон и перстень. Трофеи я сгреб в карман и собирался пойти домой. Но потом вытащил руку из кармана и посмотрел на отнятый у шпаны перстень.

За этот кусок металла я получу от Шульмана хорошо если пятьдесят рублей, а для кого-то это фамильная ценность. Да и часы с гравировкой «На память любимому сыну»… Тяжело вздохнув, я направился в подворотню, где избивали аристократа.

Потерпевшего было слышно, но не видно. Кто-то хлюпал носом, сидя в темноте.

— Фонарик, — коротко сказал я и уронил в тень кастет и гарду фамильного клинка. Вместо них Гоб протянул мне фонарь.

Луч света разорвал темноту и высветил пожилого мужчину. Он сидел, прислонившись к кирпичной стене. Голова закинута назад, кровь хлещет из носа, заливая белоснежную рубашку. Пиджак порван. Эти выродки даже туфли у мужика отняли и закинули их на ближайшее дерево.

— Я видел, как вас ограбили, — сказал я, подойдя ближе и присев рядом с мужчиной.

— Извини, парень, но больше тут поживиться нечем, — усмехнулся седовласый, на миг посмотрев на меня.

— Зато мне есть чем с вами поделиться, — я достал из кармана телефон, часы, перстень и протянул их мужчине. — Не переживайте, тем выродкам неслабо досталось. В следующий раз отважатся на грабёж нескоро. А парень, который сломал вам нос, теперь сам будет ходить со сломанным, — сказал я и задумчиво добавил: — Правда, один успел убежать, может, у него ещё какие ценности были.

Седой изумлённо уставился на меня и, протянув дрожащую руку, забрал свои вещи.

— С-с-спасибо, — растерянно сказал он.

— Голову не опускайте, — порекомендовал я. — Пусть кровь остановится. Я пока ваши туфли с дерева сниму.

Повесив пиджак на обломанный сук, я закатал рукава и ловко взобрался на ствол дерева. Одну туфлю снял, дотянувшись рукой, а вторая висела на тонкой ветке, пришлось пинком отправить её вниз. Спрыгнув, я подобрал упавший ботинок и вернулся к пострадавшему.

— Вот, держите, — протянул я обувь. — И лучше по ночам не ходите рядом с тёмными переулками.

— Молодой человек, я вам по гроб жизни обязан, — начал было мужик, но я его остановил.

— Бросьте. Это всего лишь вещи. Жизнь куда ценнее этих безделушек. Вам повезло, и вы отделались всего лишь сломанным носом. Вызывайте такси и поезжайте в больницу. Там вправят нос, и если повезёт, сможете им дышать, — дал я ещё рекомендации, а вместе с ними передал мужчине десять рублей.

Я собирался уходить, когда он меня окликнул.

— Возьмите хотя бы визитку. Если что-то потребуется, дайте знать, я постараюсь помочь, — мужчина протянул мне клочок бумаги, на котором было написано: «Цех фигурной ковки Волконского». — Меня Юрий Алексеевич зовут.

— Приятно познакомиться. Я Владимир, — пожал я протянутую руку, а затем вышел из подворотни и, насвистывая себе под нос, направился в сторону СОХ.

Хороший вечер. Проучил воров, вернул часть награбленного и сам себе выписал премию в две тысячи рублей за спасение аристократа. Эх. Нужно почаще выбираться в свет. Всего пятьсот таких выходов — и я смогу оплатить обучение в академии.

* * *

Благовещенск, бар «Вдрабадан!»

Константин Львович Авдеев собственноручно прикончил две бутылки плохенького виски и заказал третью. Бармен с радостью наливал гостю, поддакивая на любой бред, который бы тот не нёс. Самое главное, что у посетителя есть звонкая монета, а что он там говорит, совершенно не важно.

— А вот ты бывал в Париже? Хотя, конечно, ты там не бывал, — усмехнулся Константин Львович и, покачнувшись на стуле, выплеснул на свой рукав немного виски. — Твою же налево!

Он поднял руку, поднёс ко рту и втянул в себя алкоголь, который ещё не успел испариться из ткани.

— Ты знаешь, как там красиво? Женщины во-от с такими жопами! Я тебе отвечаю! — Константин Львович раскинул руки в сторону, демонстрируя филейную часть француженок. — Уверен, это из-за багетов. Проклятые лягушатники. Ик! Обожают жрать всякие булки. Вот поэтому у них такие огромные жо…

Рассказ Константина Львовича прервал работяга, заскочивший после смены выпить.

— Два нефильтрованных, — хмуро сказал трудяга, высыпав мелочь на барную стойку.

— Сейчас сделаю, — улыбнулся бармен, смахнув мелочь в ладонь.

Константин Львович был опечален тем, что его ни во что не ставит не только сын, но ещё и крестьянская морда, так грубо прервавшая его рассказ.

— Уважаемый. Я вообще-то рассказывал историю. Ик! — сделал он замечание.

— Рад за тебя, — работяга зыркнул на Константина Львовича словно на мелкую мошку, не заслуживающую внимания, и тут же отвёл взгляд.

— Не хочешь извиниться? — продолжил Константин Львович.

— Чего? — протянул здоровяк, нахмурив брови.

— Извиниться за то, что перебил. Ик! Или таких деревенщин, как ты, вообще манерам не обучают? — покачиваясь, бывший аристократ поднялся со стула и посмотрел здоровяку прямо в глаза.

— Папаша, сядь на место и не быкуй. Мне проблемы не нужны, — отмахнулся от него работяга.

— Пф-ф-ф. Трус. Похоже, тебе проблемы не нужны, как и мозги. Ты ведь всё равно не знаешь, как ими пользоваться, — искалеченная рука Константина Львовича толкнула работягу в грудь, измазав и без того грязную рубаху кровью. Но мужик даже не сдвинулся с места.

— Ты дурак? Я же тебя одним ударом на тот свет отправлю. Виктор, скажи этому полоумному чтобы угомонился, — работяга посмотрел на бармена, но тот лишь пожал плечами, давая понять, что его это не касается.

— Ха-ха. Ты ещё мамочку на помощь позови. Ик! — лицо бывшего главы рода искривилось в усмешке. — Кретин-переросток. Просто извинись, и проблема будет улажена. Ик!

Константин Львович так напился, что совершенно перестал чувствовать опасность, а вместе с этим икал не переставая. Но на это ему было плевать. Самое главное, нашёлся тот, на ком он может выместить всю злость, которая накопилась за последнее время.

— Не смей говорить про мою мать, — прорычал работяга.

— А чего такого? — изумился Константин Львович, вытянув физиономию. — Тебе стыдно за неё? Поди, сельской шлюхой подрабатывает. Отсасывает у всяких баранов, быков и козлов, ик. Вот в тебе и соединились худшие качества твоих многочисленных отцов.

Работяга всеми силами пытался сдержаться, но не смог. Схватив болтуна за волосы, он дважды приложил его мордой о край барной стойки. Зубы с хрустом обломились, порезав дёсны и губы аристократа. Но было совершенно не больно. Алкоголь забрал боль, оставив только безумную ярость.

— Держи свой рот на замке, — прорычал здоровяк, смотря на окровавленную морду Константина Львовича, — а не то я…

— Плохо, что твоя мамаша не держала рот на замке, — прохрипел Константин Львович. — В её глотку регулярно засовывали…