Желаете выгулять питомца? - Александр Шихорин

Не жизнь, а мечта.

Кстати про какао. Вокруг неожиданно стремительно темнело. Как-то совершенно незаметно, но дело уже подошло к закату и ночь грозила вскоре вступить в свои законные права. А я хоть и восстановился немного, пока что был совершенно не в состоянии куда-то лететь. И сколько ещё понадобится времени, чтобы вернуться в адекватную форму, я пока не знал. Следовательно, стоило подумать о ночёвке.

Но вот беда — свой походный домик я оставил в Университарии, решив не тащить сюда двух балбесок и Шарли. Будь я полон сил, то легко долетел бы до телепорта и вернулся туда, ну или просто сбацал бы себе времянку прям тут. Но сейчас спасибо и на том, что у меня хотя бы появились силы встать. Ноги были ещё ватные, но в целом терпимо.

А вот Флюг на слабость в ногах не жаловался. Некроголем зашевелился вслед за мной и начал передвигать свои чудовищные лапы-тумбы, вызывая жуткую тряску и грохот. Глядя на него, у меня в голове всплыло одно воспоминание и я подумал — а почему бы и нет?

Один раз я ведь это уже делал.

— Флюг, старина, прокати на себе! — махнул я ему рукой.

Что-то долго объяснять монстру не пришлось. Из туши вылезло толстое щупальце и услужливо предложило на него залезть. Десяток-другой секунд спустя я уже был на высоте и наблюдал, как драконья голова с хрустом раскрывается на макушке и из глубин плоти внутри черепа поднимается старый-добрый костяной трон. Забравшись в него, я блаженно вытянулся, припоминая ночь возле эльфийского форта, и, открыв Хранилище, с радостью обнаружил, что теперь я оказался достаточно далеко от Мастерских дайсов, чтобы они сами вернулись ко мне.

— Ммм… — я поёрзал. — А пошире можешь сделать?

Костяные пластины под моей пятой точкой зашевелились, но Флюг понял меня не так, как я ожидал и вместо широкого дивана у меня оказался длинный лежак вроде раскладного кресла. Ну, так тоже нормально. Не на сырой земле — и ладно. Запах, конечно, проблема, но раньше было куда хуже. Сейчас слой костей и панцирей заметно приглушал это отборное амбрэ.

— Отлично. Спасибо, приятель, — зевнул я, укутываясь в плащ поуютнее. — А теперь я спать. А ты охраняй. И от дождя прикрой, если начнётся.

Туша задрожала и загрохотала, немного покачиваясь, и Флюг опустился на брюхо, приготовившись нести ночной дозор.

Хороший мальчик. Завтра разберёмся с твоими новыми умениями. А ещё надо будет заняться своей прокачкой, выбрав, наконец, куда потратить Очки Веры. И подумать над тем как проучить двух идиоток, чтоб больше не самовольничали. В общем, меня ждала куча дел.

Но это всё будет завтра. А пока что… А пока что мне хотелось зевнуть до вывиха челюсти. И это имело наивысший приоритет.

Шепот теней. Интерлюдия

Северный ветер бросался на горные склоны с исступленной яростью обезумевшего зверя. Острые как бритва порывы, насыщенные ледяной крошкой, с воем разбивались о скалы, полируя тёмно-серый камень почти до стеклянного блеска. Снег, подхваченный этими порывами, струился по камню длинными изогнутыми лентами, словно клочья разорванного тумана. Они метались между выступами, скользили по осыпям, исчезали в трещинах и снова вырывались наружу, сверкая в тусклых лучах солнца, изредка пробивавшегося через небесную хмарь. Негостеприимное и одинокое место, далёкое от всякой жизни. По крайней мере, на первый взгляд.

На узком карнизе, нависающем над отвесной пропастью, сгустился мрак. Он не был тенью от скалы или причудой снежных штормов. Это была пульсирующая, плотная субстанция, которая медленно приняла форму женского силуэта.

Несколько минут бездонно-чёрный силуэт висел на одном месте, лишь слегка колыхаясь подобно всполоху пламени, а после соскользнул с карниза чернильной жидкостью, стекая по стене пропасти вниз.

Опустившись на самое дно провала, куда едва достигал слабый свет с вершин, чернильный ручей вновь обрёл очертания фигуры, стоящей на валах снега, скопившегося в каменной ловушке. Издав неразборчивый шелест, затерявшйся в завываниях ветра, она взмахнула рукой и на снежную пучину обрушилась волна жадной тьмы, за одно мгновение оставившая на дне пропасти лишь голый камень и пустой зёв освободившегося прохода, ведущего куда-то в глубины гор.

Хорошее место. Пройдут века, а оно так и останется недоступным и нетронутым, если только не рухнут сами горы. Здесь не было никаких следов паразитов с железными машинами, хотя за несколько сотен лет они расползлись по этим землям. Все эти годы снег на дне пропасти лежал в полной неприкосновенности, спрессовавшись в ледяной панцирь, который можно было пробить лишь инструментом или магией, но тут не ощущалось ни следа ни того, ни другого.

Лёд был как сургуч, что стал печатью для скрывавшейся за ней тайны.

Фигура заскользила вперёд, сливаясь с тьмой тоннеля и делая её своими глазами и ушами. Потому что эта тьма, как и она сама, была соткана не из отсутствия света, а из чистейшей магии. Магии, что стала бы губительной для чужака, осмелившегося шагнуть под эти своды, но служившая ей надёжной опорой.

Скользя по мраку, она спускалась всё дальше и глубже. Холод начал постепенно отступать, сменяясь теплом глубин, и она отмечала это изменение. Не потому, что её могли бы побеспокоить мороз или жар, а потому, что изменение условий означало приближение к цели.

Об этом же свидетельствовали и массивные врата, преградившие путь через тоннель. Высеченные из обсидиана, они были испещрены тысячами рун, вязь которых, виток за витком, складывалась в сложные конструкты защиты. Формулы были написаны на языке, который уже не звучал на поверхности, но который был известен обитателям этого места. И ей.

Оказавшись перед запертыми вратами, гостья не стала искать способ их открыть, а просто перетекла по другую их сторону вместе с всепроникающей темнотой. Там её ждало запустение, затхлость и тысячи невидимых взоров, безошибочно отыскавших слившуюся с мраком сущность.

Но её не беспокоили эти взгляды, ведь они не могли принести ей ни вреда, ни пользы. Это были всего-лишь крохотные пауки, поселившиеся на стенах безлюдного подземного города, слабый отголосок некогда существовавшего народа и невольные стражи тех, кто впал в вечный сон посреди этой тишины и забвения без надежды снова проснуться.

Она отправилась вперёд. Туда, где чувствовала наиболее сильную пульсацию жизни посреди этого моря дотлевающих снов с грёзами о былом величии и кошмарами об отчаянной безысходности.

Скрывавшийся