Неприятнейшая неожиданность - Борис Владимирович Попов

дворецкого, из двух смежных комнатенок, уже стояла здоровенная кровать, аккуратно была расставлена остальная мебель. Мою красавицу больше всего порадовало здоровенное зеркало в серебряной оправе, стоящее на столе, и она тут же взялась в него смотреться.

Я не спеша полностью разделся и завалился на постель, которая сегодня станет супружеским ложем. Забава как-то неодобрительно покосилась на мои поползновения.

– Пока я беременна, ни о какой близости и речь даже не веди!

– Это еще почему такие гонения?

– Мама сказала – это сильно повредит ребенку!

Меняются тещи, а от их вредного влияния нигде не укрыться – подумалось мне, улети хоть на тысячу лет назад. Пора развеять заблуждение супруги. Сидеть монахом девять месяцев мне совсем не улыбалось.

– Твоя мать повитуха, или она лекарь с большим стажем? – поинтересовался я у суженой.

Забава смутилась.

– Да ну нет…

– Как же она берется об этом судить? Были у нее выкидыши после ласки мужа?

– Тоже нет…

– То есть матушка просто пересказывает тебе чьи-то чужие басни?

– Ну зачем ты так про маму…

– Я что, придумал о ней что-то нехорошее? Обхаял зазря? Просто сделал единственно правильный вывод из твоих же слов. И сделал этот вывод не бондарь или печник, не гончар и не скорняк, а лекарь с очень большим стажем, который неоднократно принимал роды, наблюдал за беременными – всякое бывало! Но такой чуши не слыхал ни разу! – гремел мой могучий голос.

– Но наш ребенок… – пискнула, сжавшись в комочек, моя ненаглядная.

Острая волна любви и жалости накрыла меня с головой. Провались оно все на свете! Лучше длительное воздержание, чем мучить Богом данную мне жену.

– Да и я люблю и жду маленького не меньше, чем и ты – заныл я в раскаянии, – не хочешь, не надо…

Забава кинулась, упала мне на грудь, крепко обняла, всхлипывая и орошая нас обоих слезами.

– Я хотела, как лучше! Вдруг у меня родить больше не получится! А хочу я тебя всегда! Сегодня ночью была одна, измаялась вся…

И слезы, слезы, слезы…

Мы стали целоваться, и сами не заметили, как это случилось. Когда супруга пыталась показать прежнюю удаль, я ласково ее пресекал – не горячись, радость моя, теперь уже так нельзя. Мне-то слава богу уже не тридцать лет, обуздывать себя в этом деле несложно.

Потом эта вакханалия страсти закончилась. Забава, глядя мне в глаза, тревожно спросила:

– А точно хуже не будет?

– Точно, точно…, – отвечал расслабленный я.

– Ты уверен?

– Конечно. Меня очень долго учили, чтоб я стал лекарем – целых шесть лет. И наставники были половчей меня. Каждый из них учил тому, чем он был занят всю жизнь. Несколько человек были, как у вас повитухи – следили за беременными, принимали роды и делали это десятками лет. Все они говорили одно: когда женщина в тягости, заниматься любовью можно, но без прежних безумств. Остерегаться резких рывков, подпрыгиваний под весом мужа и тому подобное. И ни в коем случае не терпеть никакую боль, и не переносить никаких неудобств! Тогда все будет хорошо.

– Поэтому ты меня сегодня и сдерживал?

– А какие еще могут быть причины?

– Ну может разлюбил?

– Не дождешься!

Счастливый смешок и опять поцелуи…

– И что, запретов вообще нет никаких?

– Как не быть.

– А какие?

– На последнем месяце все нужно делать плавно и нежно, примерно за две недели до родов лучше и вообще прекратить. А так польза от этого дела большая. Слышала, что первые роды самые трудные?

– Конечно! Бабы это все говорят.

– А знаешь почему?

– Конечно! Первенцу надо все расширить, и даже, бывает, кое-что и порвать. Остальные дети идут уже по проторенной им дорожке.

– Это точно. Но кроме этого есть еще и силы внутри, которые надо развивать. По науке они называются мышцы. Вот они от постельной любви и развиваются.

– Не пойму никак, – скисла Забава.

Ну с этим мы сладим. Я сначала дал ей пощупать мой расслабленный, а потом напряженный бицепс, объяснил поподробнее, как сумел. Она захлопала в ладоши:

– Поняла, поняла!

Вот и славненько. Беседа потекла дальше. Рассказал ей о своих хирургических успехах, получил положенные похвалы за ум, знания и невиданную смелость.

Пожаловался на трудности своего тернистого пути, поделился последними положениями психологии 21 века о том, что лекаря не нужно огорчать, расстраивать и вообще всячески нервировать – он сильно уязвим в моральном плане. Получил все мыслимые заверения по неприкосновенности и охране моего душевного покоя беззаветно преданной женой. В общем, жизнь задалась!

Спросил, чем обусловлено столь раннее появление любимой. Оказывается, для сохранения имущества, она подошла к кирпичникам. Ваня с Наиной обнимались на прежнем месте. На предложение остаться в доме на ночь, ответили бурным выражением восторга.

Оказывается, ребятам не то, что переночевать, даже и встретиться-то кроме как возле этого сарая негде. Они приезжие, хозяева арендованных ими квартир безжалостно гонят их вдвоем – не венчаны. На улице уже стало дождливо и сыро – наступила осень.

– Ну пусть скажут, что обвенчались.

– Что ты, что ты, окстись! Грех-то какой!

– Тогда пусть обвенчаются.

– Оба очень хотят. Ивану ничто не мешает – прежней жены нет, разница в вере их не смущает – бог у нас один.

– Разве?

– Их еврейский Иегова – это наш Бог отец. Иисус Христос его сын. Это мне Наина объяснила – сказала гордая своей понятливостью наивная русская женщина.

Еврей, он тебе, что хочешь объяснит, если это пойдет ему на пользу, подумалось мне. Но бороться с этими абсолютно не православными идеями сейчас не ко времени.

– А в чем же помеха? Пусть пойдут и поженятся.

– У Наины с прежним мужем развод не получен. Получить его в Новгороде невозможно – нужен раввин (это их поп) и прежний муж, два свидетеля их же нации. Все это только в Киеве. В нашем городе и иудея-то какого-нибудь захудалого не сыщешь – одна наша ведунья проживает.

– Да, замысловато! – крякнул я.

– Поэтому завела молодых в дом, показала где что лежит – тут еда, тут вход в погреб и ледник. А сейчас ты, наверное, ругаться будешь…

– И что же еще ты отчубучила?

– Посмотрела на их оживленные лица, и стало мне ясно – не улягутся они на купленной тобой недавно кушетке – слишком узкая она для двоих. А нужной ширины только наша с тобой постель в спальне. Перестелила им белье.

– И на что тут ругаться? Ваня мне и раньше был верный товарищ. А в поход сходим вместе, закадычные друзья, можно сказать – побратимы, все трое станем.

В голове мелькнуло