Целитель #17 Этот мир, придуманный нами - Валерий Петрович Большаков

— Да какой там поселок! — фыркнула Галина. — Одно название!

— Ну, не скажи! — обиженно прогудел мастер. — Мы тута уже три фундамента залили!

— Зато звучит, — примирительно улыбнулась Наталья. — Ново-Яртыш!

— Эт-да! — блеснул зубами мастер, и засуетился. — Ну, пошли, пошли! Я сегодня и за командира, и вместо завхоза… Поселим вас!

— Покормим! — ввернула Снежана.

— А как же! С дороги, да горяченького — самое то…

Наталья оглянулась на горбатый силуэт «Ми-2» — винт дописывал последние круги, чисто по инерции. Утробный свист турбин стихал, словно отдаляясь.

— А лётчики?

— А у них тут свой балок!

— А! — махнула рукой Галина. — Всё равно к Снежанке притащатся, борща похлебать!

— У меня сегодня свекольник…

Ивернева шагала по наезженной дороге, ориентируясь на слабое каление папиросы, раскуренной Сан Санычем. Когда мастер затягивался, огонек бросал красноватый отсвет на лицо грубой лепки.

Дыма «попаданка» не чуяла — задувал теплый ветер, натягивая запахи смолы и хвои. Тайга вставала колючей стеной совсем рядом, угадываясь по шороху колеблемых ветвей.

Наталья испытала примерно то же самое ощущение, что и в пустыне Негев — полную оторванность от цивилизации, выход за пределы обитаемого мира.

Разумеется, это было иллюзией, но иллюзией волнующей. Отсюда до Красноярска полдня пути по тряской колее, да и песчистые пустоши Негев далеко не всякая карта укажет. И всё равно…

Ивернева уже привыкла к темноте, разбавленной звездным светом, а вскоре взгляд уловил полыханье большого костра, выхватывавшего из густой черноты приземистые постройки лагеря. Волглый букет притекал от душевой, аппетитный дух сочился с кухни, а затем трепещущие ноздри Талии уловили божественный аромат печеной картошки.

Человек десять сидело у костра — молча, перебирая струны гитар, или болтая и смеясь. Устав после смены, бойцы отдыхали, добирая сил в кругу друзей.

— Галь! — донесся зов. — Что, прислали замену?

— Прислали! — подбоченилась врачиня. — Хороший специалист!

— А хорошенький? — сидящие вокруг костра оживились. — Галь, нам не ви-идно!

— Кузьмин! — в голосе Галины пробилась ехидца. — А тебе что, в ЗАГС приспичило?

— Не-е! Не дорос ишшо! Так только, погулять… Вместе весело шагать по просторам!

Улыбнувшись, Ивернева вышла к костру. Лица, освещенные огнем и те, что прятались в тени, повернулись к ней. Несколько парней, облюбовавших толстенное бревно, мигом подвинулись, и Наталья непринужденно присела.

— Добрый вечер! Меня зовут Марина.

На минутку зависло молчание. Затем кто-то шумно вздохнул:

— Эх… И чего я не больной…

— Владик, есть способ, — послышался насмешливый девичий голос. — Несчастный случай!

Тут Васёнок решительно уселся рядом с «Мариной», широким плечом подвинув хилого студента, и представился с холодком:

— Глеб Бауэр, инспектор по охране труда. Учтите: того, кто нарушит технику безопасности, лично травмирую.

Шустрый Владик тут же вскинул руку в пионерском салюте:

— Торжественно обещаю и клянусь всегда носить каску и не снимать ее даже в постели, чтить ТэБэ, как Уголовный кодекс, ходить строем и слушаться дядю Глеба!

— Вольно, — буркнул «Бауэр». Дотянувшись до рюкзака, он ухватил гитару и взялся ее настраивать, подкручивая колки и пробуя звук на слух. Тающие звоны словно аккомпанировали потрескивавшим поленьям и роившимся искрам.

— Я как будто бы снова влюблен, мы как будто бы снова студенты… — тихонько напел Васёнок, а гитара вторила словам взволнованным дрожанием струн.

— О-о… — заерзал коренастый сосед юркого Владика. — Не слыхал такого. Твоё?

— Музыка моя, а стихи — Саши Богданова, моего приятеля. Он аспирант в ленинградском Горном.

— Ой, спойте… — запищала, заерзала круглолицая девушка, чьи пышные волосы отсвечивали рыжиной даже в неверном свете костра. — Спойте!

— Споём, — усмехнулся «Бауэр», и завёл несильным, но приятным голосом:

Я как будто бы снова влюблён,

Мы как будто бы снова студенты.

Поезд жизни. Последний вагон.

Нашей памяти эксперименты…

Внимание Натальи раздвоилось: она слушала Васёнка — и зорко, пытливо оглядывала всех, кто сидел у костра. Лица то засвечивались ярким пламенем, то затмевались ночными тенями, а женщина всё искала, высматривала, не отводя глаз. Но нет, не видать Гарина…

Она вздохнула — и еле сдержала нервный смех, обнаружив Мишу рядом с собой. Юноша сидел, стараясь не шевелиться, не коситься на соседку и, вообще, дышать через раз.

Испытав прилив женского снисхождения, Ивернева замерла.

Васёнок — обычный среднестатистический целитель, и ему далеко до напарницы. Но даже он, углядев Миху, подрастерялся — взял фальшивую ноту. Что уж о ней говорить!

Она-то настоящая «ведьма», то бишь ментальный паранорм, и чуть ли не тридцать лет прожила с «химерическим Мишей», любила его, и… Ну, вот же он, Миша! Быстро взрослеющий мальчик, которого еще не накрыла тень будущего…

Наталья облизала пересохшие губы. Этот подросток ничем не отличался от любимого мужчины, оставшегося в будущем! Совершенно никаких отличий!

Юный Миша был идеальным реципиентом для «старикашки Гарина» из бедственной «Гаммы» — абсолютная генетическая и ментальная копия, даже подсознание точно такое же…

А ей-то как быть⁈

Взгляд Натальи расфокусировался. Ее тянуло к этому мальчику, которому еще не исполнилось шестнадцати! «Худому и звонкому», пропеченному солнцем. Он еще не брился ни разу, а у нее…

Ну, вот уже и соски набухают, твердеют помаленьку…

Разум всё понимает, противится и бунтует; душа мечется, изнывая, а тело угодило в западню влечения — и не хочет избавляться от сладкой неволи.

«Не сходи с ума! — колотилось в голове у Иверневой. — Ты втрое… Да почти вчетверо старше его! Уймись!»

Будто снова гляжу на неё

И гадаю, как сложатся карты.

И мелькают, вводя в забытьё,

Киноленты вагонов плацкартных…

Гарин с трудом повернул голову, скользнул взглядом по груди соседки, и зажато спросил:

— Хотите картошки?

— Хотим, — с готовностью ответила Наталья. — А… Может, не будем… во множественном числе?

Миша коротко рассмеялся, унимая скованность.

— Хочешь картошки? У нас и масло есть!

— Давай!

Выхватив из пепла картофелину, Гарин перебрасывал ее в ладонях, счищая золу.

— Держи!

— Ага… — Рассеянно слушая припев, Ивернева разломила угощенье, и Миша осторожно наколол острой палочкой кусочек сливочного масла.

— Так будет вкуснее…

Масло, только что стывшее в холодной воде, мягчело на сахаристом, парящем разломе.

— М-м… Объеденье! — слопав половину, Наталья поинтересовалась: — А ты сам откуда?

— С Украины, из Первомайска… Только