Ледяное сердце - Людмила Семенова

Хафиза откинулась на спинку кресла и всмотрелась в демона с прищуром.

— Ладно, с Нурией-то я разберусь, только чувствую, что ты недоговариваешь, Абдуллатиф, — медленно произнесла она. — Думаешь, я тоже, как она, с годами стала слабеть умом? Не надо со мной играть! Ты складную историю соткал, но я тебе не за красноречие плачу, а за надежность, так что говори прямо, чего ты хочешь.

— Ну прямо так прямо. Последнее дело вообще не задалось: отец ребенка оттолкнул Гелену и, похоже, обратился за помощью к местным колдунам, с которыми я не желаю связываться. Я не думаю, что они всерьез до чего-то докопаются, но мне давно хочется отойти от этих дел и пожить с женой в свое удовольствие. Прокормить ее я смогу: мелкие заказы на совращение каких-нибудь дур никогда не закончатся, а уж на это сил у меня хватит. Не смогу больше соблазнять — буду насиловать, благо женщину при любом раскладе назовут шлюхой, изменницей и развратницей, и заплатят мне столько же. А наказание не грозит за неимением человеческого ДНК.

— Вот так новости! — подивилась арабка. — Да ты ли это, инкуб? И что же ты намерен делать на покое — кальян курить, стихи сочинять, цветы разводить? Или, может, еще приемыша с женой наживешь?

— Может, и наживу, — усмехнулся Латиф, почуяв беспокойные нотки в ее голосе. — Если мне не изменяет память, на этот счет у нас с тобой не было никаких уговоров.

— И как вы объясните ему, чем занимается его папа? Да и вообще, как ты это себе представляешь? Днем глумишься над другими женщинами за деньги, а вечером приходишь домой и спокойно целуешь жену и ребенка?

— Малефика, тебе вправду интересны ответы на эти вопросы? Ты всегда выше всего ставила собственный доход, какими бы путями и с чьей бы помощью он ни достигался. Ты знаешь, что я никогда не предам тебя и не причиню вреда, но в вечной службе я не клялся. И как я буду жить, когда наши пути разойдутся, тебя не касается.

Хафиза тоже улыбнулась, но Латиф прекрасно видел притаившуюся за этим тревогу.

— Не клялся, спору нет, но тебе не стыдно лишать меня такого партнера? Сколько воды утечет и сколько я потеряю, пока другого найду! Тебе не понять, у тебя-то полно времени в запасе на семейное счастье.

— Наверное, да, мне не понять, я же нечисть. Но я уверен, что ты не пропадешь, — промолвил Латиф и почти вызывающе взглянул на ведьму. — И в конце концов что ты мне сделаешь? Меня зовут не Гассан Абдуррахман, и в глиняный сосуд меня не посадить.

— Но ты же не хочешь, чтобы твоя благоверная узнала, чем ты занимался до знакомства с ней? — спросила Хафиза с напускной небрежностью.

Этого Латиф, разумеется, не хотел. Не так чтобы боялся до дрожи в коленях, как хотелось бы думать Хафизе, но все же в данный момент это было крайне нежелательно — и посему достаточно, чтобы он напрягся. И это не ускользнуло от ее глаз, загоревшихся злым огоньком.

— Она и так знает обо мне немало, — возразил Латиф после паузы. — И думаю, догадывается, что до нее я, как все инкубы, знакомился с женщинами не для романтики.

— И о таком она тоже догадывается? Ты уверен? А рассказать ей сегодня же слабо? Нет, Абдуллатиф, твоя Гели не из той породы женщин, что могут закрыть глаза на подобное. И смею заверить, ты рискуешь остаться и без семейного счастья, и без моей поддержки.

— О прости Аллах, — тут Латиф не удержался от смеха, — если, конечно, я вправе произносить его имя! Ты до сих пор так хорошо думаешь о людях, Малефика? Да они на все закроют глаза, когда им это удобно! Я знал женщин, которые убивали мужей, пока дети спали в соседней комнате, знал и таких, которые позволяли мужьям растлевать дочерей и падчериц. И таких, кто душил нежеланных младенцев и травил стариков ради грошей! Что, они все исключение из правил? И за те услуги мне в основном платили женщины — жены, пожелавшие извести любовницу, мамаши, обиженные на своевольных дочерей, и завистливые подруги. Как у вас говорят, спрос рождает предложение! И пока женщины остаются глупыми и самовлюбленными суками, готовыми до смерти драться за свой прогнивший мирок, — подобные методы будут востребованы.

Хафиза задумчиво постучала по столешнице длинными ногтями с бордовым лаком и промолвила:

— Хорошо сказано, Абдуллатиф, чувственно, но видишь ли… Пока ты не признался во всем жене и не получил ее одобрения, это только слова, не имеющие отношения к нашему делу. Я повторяю свое предложение: расскажи ей правду, и вот тогда они будут что-то значить помимо сотрясания воздуха.

Латиф и сам почувствовал, что проигрывает словесный поединок, и отпил вина, чтобы успокоиться. Его верхняя губа невольно вздернулась, обнажив короткие, но острые клыки. Ведьма торжествующе добавила:

— Я одного до сих пор не пойму: если ты так ненавидишь людей, то как мог полюбить ее? Тебе сейчас до зарезу нужно, чтобы она оказалась таким же убожеством, как другие женщины, но ты все-таки надеешься, что это не так!

— Ладно, Малефика, каковы твои пожелания? — устало спросил Латиф.

— Вот так-то лучше, друг мой, а то ты меня немного утомил своей лирикой! Сам подумай, что ты готов сделать, чтобы эта маленькая тайна не дошла до твоей жены? По-моему, гораздо разумнее поработать вместе до тех пор, когда я раскручу свой проект на международном уровне. Тогда ты получишь столько, что сможешь вообще обойтись без заказов! А ты же не сомневаешься, что у меня все получится?

— Я не сомневаюсь, что ты любишь играть с огнем, — констатировал мужчина. — Учти, с нечистью сложно подружиться, а вот поссориться очень легко.

— Да было бы из-за чего, Абдуллатиф! Я понимаю, если бы вдруг на тебя раскаяние напало: тут бы я сама поспешила с тобой расстаться, неуравновешенные партнеры мне ни к чему. Но мы твердо стоим на земле и прекрасно понимаем друг друга, не так ли?

— Я хотел по-честному, — вздохнул Латиф. — Ты ведь чуть ли не единственная женщина из ныне здравствующих, от которой у меня никогда не было секретов.

— И я это очень ценю, — отозвалась Хафиза без прежней усмешки. — Но с женами, увы, так не работает: чем меньше они знают, тем теплее постель и вкуснее еда. Ничего, ты сможешь совмещать работу с семейной жизнью — по крайней мере я искренне тебе