Лето, пляж, зомби 7 - Наиль Эдуардович Выборнов

— Ошибаешься, — пробормотала она. — По первому образованию я как раз-таки педиатр.

— Да? — спросил я. — Слушай, как у тебя с Наташей дела обстоят?

— Нормально, — ответила она. — Она молодец, слушает меня во всем. Сегодня перевязку Руслану сделала. На самом деле, медсестра из нее точно получится. А вот насчет врача — хрен знает.

— Почему? — спросил я.

— Потому что врач — это не только образование. Ты думаешь на врачей зря что ли шесть лет учат, а потом еще три года отрабатываешь по распределению? Да потому что это…

— Состояние души? — попытался подсказать я.

— Не совсем, — она качнула головой. — Скорее состояние ума. Там много чему учат.

— Буквы разные писать, тонким перышком в тетрадь.

— Нет, благо от руки больше писать не приходится в медицинском. Все в электронном формате, — она улыбнулась. — Хотя были, конечно, те, кто лекции требовали от руки. И не меньше шести листов. Хоть что там пиши, главное — чтобы шесть листов было. Даже если сама лекция на десять слайдов была.

— И что, проверяли? — спросил я.

— Ага, — кивнула она. — А у тебя высшее образование есть, Сереж?

Я прикинул. Помнится что-то, но не высшее на самом деле определенно. Школу я закончил, дальше призыв, армия, контракт…

— Офицерские курсы, — вспомнил я. — Я проходил офицерские курсы. А дальше… Не помню, Саш. Знаю, что по званию я майор, а по идее без высшего я таким стать не мог. Чтобы выше, точно академия нужна, а так… Там какая-то мутная история, я не знаю, почему у меня именно такое звание. В досье ничего об этом написано не было. А что?

— Да, знаешь, — она улыбнулась. — Есть шкала по определению риска внезапной смерти младенца. Вот там даже образование родителей учитывают. Если у обоих высшее образование, то ставят ноль баллов. Наименьший риск, то есть.

Я замолчал. Чего она это вообще о детях заговорила? Подшучивает надо мной или что? Мы точно не на той стадии отношений, чтобы об этом задумываться.

Вот с Ликой да, могли. Но не время и не место было.

А с Сашей… Да вообще непонятно что. Есть привязанность, есть какое-то теплое чувство, но пока совсем не ясно, к чему оно приведет.

— Все, последний шов остался, — она улыбнулась вдруг. Перевела тему.

— Давай, — сказал я. Щеку саднило. Но если зашить, действительно будет легче.

— Заживление первичным натяжением будет, — Саша продолжала улыбаться. — Как в книжках.

Последний шов я перенес стоически. Она затянула узлы, отрезала лишнее. Коснулась моей щеки ладонью.

— Мужественно выглядишь, Сереж.

— А до этого не мужественно выглядел? — спросил я.

— Да… — пробормотала она. — Но без всех этих шрамов было бы лучше.

— Не нравлюсь? — задал я следующий вопрос.

— Нравишься.

Я резко встал, обхватил ее руками. Подумал оттолкнет меня, отстранится, но нет, она этого не сделала. Наклонился, коснулся кончиком носа ее носа, заглянул в глаза. Они смотрели на меня с ожиданием.

А потом я поцеловал ее. Почувствовал тепло губ, мятную зубную пасту. Она мне ответила, сперва нежно, а потом постепенно поцелуй становился все более и более страстным. Ее язык проник мне в рот, я вытолкнул его своим, они сплелись…

Не знаю, через сколько времени мы оторвались друг от друга. Может быть через секунду, а возможно через тысячелетие.

— Спасибо за цветы, Сереж, — проговорила она.

— Я надеялся, тебе приятно будет, — ответил я. — Вот и все…

— Правда, очень приятно, — она улыбнулась, как-то робко, несмело. — Если честно, я и не помню, когда мне в последний раз кто-то цветы дарил. Особенно такие, полевые.

Я улыбнулся и обнял ее. Она положила голову мне на плечо и некоторое время мы просто стояли вот так. Я почувствовал, как между нами разрушилась стена. Была она, а теперь нет, рассыпалась осколками, как будто в нее прилетело что-то очень массивное. Разве что дыма нет, да и не ранило никого.

— Ты знаешь, — пробормотала она. — Я же в тебя сразу влюбилась. Когда увидела, как вы с тем парнем вломились к нам на отделение. Помнишь, что я тогда сделала?

— Да, — кивнул я. — Ты меня поцеловала.

— Это на эмоциях было, — она оторвалась от меня, посмотрела мне в глаза. Явно смутилась. — А потом, когда пришла к тебе. Поняла, что все, пропала. Сложно это, Сереж, очень сложно.

— Понимаю, — кивнул я. — Для меня тоже все очень сложно. Но ты мне нравишься. Реально нравишься, Саш. Я… Даже не знаю, как все это выразить. Трудно.

— Трудно, — хмыкнула она и отстранилась. — Это мне трудно было тебя с Ликой видеть. И еще сложнее было, когда тебя привезли с продырявленным животом. Мы ведь тебя еле спасли. И мне страшно, Сереж.

— Чего ты боишься?

— Да… Вот сейчас ты со мной, да? А завтра уйдешь. Опять поедешь на свою войнушку. И я представлять не хочу, что со мной будет, если с тобой что-то случится. Может быть…

Она замолчала, посмотрела на меня внезапно посерьезневшим взглядом, после чего все-таки продолжила:

— Может быть, сбежим? Куда-нибудь в горы. Тут есть домики. Никто до них никогда не доберется, никакие «Вороны». И просто там будем жить. Как в первобытные времена. Отшельниками.

Я улыбнулся. Да, это хорошо было бы. Сбежать от всех проблем, от войны, которую я сам же устроил с бандитами. От крови, смерти. И просто жить там вот так вот, сколько получится. Пока наш срок не истечет.

Только вот это несбыточно. Потому что мне придется рисковать. Мы же не проживем на одном огороде и охоте. Даже отшельники периодически выбираются в города, чтобы купить соли и того же пороха для оружия. А сейчас нет мест, где это можно было бы купить.

И тогда мне придется идти в замертвяченные города. Чтобы добыть еды, топлива для генераторов. И все равно рисковать. А сколько еще я буду достаточно силен, чтобы это делать? С учетом, что уже сейчас я — инвалид. Бодрящийся, да, но инвалид, у меня нет трети кишечника и