Фантастика 2025-58 - Евгения Букреева

— Да, конечно, — Борис стал машинально объяснять, как добраться из столовой до медиков, к счастью, это было совсем недалеко. Егор Саныч внимательно выслушал, поднялся и, сухо попрощавшись, вышел за дверь.

Павел всё ещё сидел в раздумьях, уставившись в пустой стакан и нервно отбивая пальцами дробь по пластиковой столешнице.

— Ну что скажешь? — проговорил он.

— Звучит бредово, — осторожно заметил Борис. — Паш, мы не знаем, на чьей стороне Мельников. Если это всё часть какой-то игры? Напугать нас, чтобы мы полезли на рожон. Спровоцировать на необдуманные действия. Я не знаю…

— Если это часть игры, то мне кажется, они там все наверху рехнулись. А если это правда — то тем более. Как вообще такое может в голову прийти, Боря? Как? — Павел поднял глаза, в которых Литвинов увидел растерянность. — Кастрация… девочки эти, которых будут искусственно оплодотворять. Они вообще, как себе это представляют? Нет, то, что Серёжа помешан на своём благородном происхождении — тут я могу понять, бабка наша, Кира Алексеевна Ставицкая, мир её праху, вполне могла ему по мозгам проехаться, я ведь тоже слышал всё это, когда бывал в их доме. Ах, Ставицкие, Андреевы, Зеленцовы… белая кость, голубая кровь. Но эксперименты на людях! Нет, Боря. Я отказываюсь верить, что Серёжа…

— Вот именно потому что ты отказываешься верить, я думаю, что всё это правда, Паша, — ответил Борис. — Потому что в это никто не поверит. Если бы они хотели устроить нам ловушку, спровоцировать на что-то, то придумали бы что-то правдоподобнее. И проще. Нет, Паша. На ловушку это не тянет.

— Ты хочешь сказать, что Мельников — не предатель? Тогда почему он всё ещё член Совета или, как там у них теперь… министр? Почему? Откуда они тогда узнали обо мне и успели так быстро среагировать, перехватить власть, арестовать Величко, заблокировать станцию? Кто ещё об этом знал? Только Мельников.

— Паш, не пори горячку. Я не утверждаю, что Мельников на нашей стороне. Просто, зная Олега… Эта программа, как её, чёрт… «Оздоровление нации», да не пойдёт он на такое. Он — моралист и чистоплюй! А ещё врач, для которого жизнь пациента превыше всего. У Анны поинтересуйся, она тебе много всего может рассказать про Олега. Ты на его аристократические замашки не смотри, как он из себя сноба корчит, пылинки с костюмчика сдувает, ты к нему под костюмчик загляни. Мельников закон-то твой и тот не принял, положением своим рисковал и костюмчиками своими, между прочим, тоже, а тут… Да по сравнению с тем, что мы сейчас с тобой услышали, твой закон, который в народе людоедским окрестили, так, невинные шалости. Забавы дошколят. И выдумать такое Олег не способен — воображения не хватит. А вот кузен твой сумасшедший…

— Если он действительно такое замыслил, то… Борь, остановить-то его как?

— Да чёрт его знает, как. Нас тут самих, как мышей банкой прихлопнули. Да погоди ты, Паша, — Борис заметил, как Павел вспыхнул и порывается что-то возразить. — Погоди шашкой махать. Подумать надо. Может, это и правда подстава, чтобы выманить нас наверх. Дай мне время, я пораскину мозгами, а завтра утром, во время переговоров, осторожно попробую прощупать почву. Аккуратненько так закину удочку, есть у меня одна идея.

— Хорошо, — Павел снова взъерошил волосы, потом махнул головой, отгоняя невесёлые мысли, поднялся из-за стола. — Подумай до завтра. Перед переговорами обсудим. А сейчас я должен идти к Бондаренко. Мне сказали, он в двести восьмой?

— В двести восьмой, — Борис тоже встал. — Пойдём, я тебя провожу, мне по дороге.

— Ты же поужинать хотел, — Савельев сунул под мышку папку с документами, крепко прижал, а затем взял поднос с грязной посудой.

— Спасибо, что-то расхотел, — Литвинов махнул рукой, аппетит и правда пропал. — Пойду к себе, полежу, подумаю. Не нравится мне всё это, Паша. И кузен твой сумасшедший, и Мельников, который почему-то письмо не смог передать. Покручу-поверчу в голове, как завтрашний разговор с Верховным Правителем нашим построить, чтобы и Олега не подставить, если вдруг он и правда на нашей стороне, и чтоб хоть какое-то подтверждение получить.

Они вышли из комнаты в общий зал столовой. Народу уже поубавилось, но всё равно, многие всё ещё сидели за столами, на раздаче даже была небольшая очередь.

— В общем, Паша, не волнуйся. Раскрутим мы эту цепочку. Сумасшедшие они, конечно, мыслят нестандартно, но…

Борис шёл впереди, продолжая разглагольствовать в немного шутливом тоне, чтобы хоть как-то сгладить напряжение и поднять Павлу настроение, как вдруг за его спиной раздался звук падающих предметов и звон разбитого стекла. Борис резко обернулся, наткнулся взглядом на упавший поднос, на разлетевшиеся бумаги из папки, которую Савельев сунул себе под мышку перед тем, как выйти из вип-зала.

— Паш, ты чего под ноги не смотришь, споткнулся что ли… — Борис не договорил.

Павел смотрел на что-то или на кого-то за его, Бориса, спиной с таким выражением, словно увидел собственную смерть. Литвинов повернул голову, проследил за взглядом друга и зашёлся в нервном кашле.

Чёрт, ну конечно! Как он мог забыть! Про эту знаменитую способность парня вечно оказываться не в том месте и не в то время. Феноменальную способность. Которая осечек пока ещё не давала, и по всем законам жанра именно это и должно было произойти.

У окошка раздачи стояли двое юношей. Они тоже обернулись на звук упавшего подноса и теперь с удивлением смотрели на них.

— Как, чёрт побери, он тут… — сдавленно проговорил Савельев, словно ему не хватало воздуха.

— Спокойно, Паша, — быстро проговорил Борис. — Спокойно. Сейчас я тебе всё объясню…

— Как он, чёрт побери, тут оказался, — повторил Павел, и Литвинов невольно подумал, что даже рассказ про ждущие Башню перемены из-за реформ Ставицкого не произвёл на Савельева такого впечатления, как появление этого мальчишки, внезапное и идиотское, совершенно в фирменном стиле, которым отличался этот Пашкин «любимчик» Кирилл Шорохов.

* * *

Борис, не снимая одежды, вытянулся на своей кушетке поверх покрывала, с досадой глянул на часы, висящие на стене — пластиковые и дешёвые, как и всё в этой стандартной комнате общежития. Он невольно вздохнул, вспомнив свою просторную спальню в апартаментах на надоблачном, широкую и роскошную кровать, к которой и слово кровать-то не подходило, так и тянуло назвать его забытым словом «ложе» и добавить эпитет «королевское», антикварные напольные часы из тёмного дерева, уже несколько столетий отсчитывающих время. Увы, теперь приходилось довольствоваться самым простым