Не надо, папа! - Эпсилон Тукана

«Даже если тебя вернут, ты ничего не сделаешь», — сказал вдруг голос внутри.

Наруто умолк и прислушался к самому себе. Зеленый влажный рай исчез. Кругом расстелилась тьма.

Он обернулся. Из клетки с толстыми прутьями на него глядел Кьюби — его проклятие и персональный демон.

— Чего тебе?

Кьюби растянул губы в злобной улыбке, обнажая белые клыки.

— Если бы ты был полезен, тебя бы не спрятали на Мёбоку.

****

Наруто нахмурился и спросил с угрозой:

— Поговорить захотелось?

Кьюби продолжал скалиться. Мальчишка делал вид, что оскорбление его ничуть не задело, но Лис понимал, что это не так. Он ощущал чувства Наруто: ярость и ненависть. Правильные чувства. Из них можно было мостить дорожку к его воле.

Шестнадцать лет терпения. Шестнадцать лет кропотливой работы. У него почти получилось, но Четвертый заново восстановил печать, и она больше не протекала. Полтора десятилетия подготовки пошли прахом. Приходилось все начинать заново.

Йондайме Хокаге, будь ты проклят.

Кьюби сверлил взглядом Наруто.

— Без моей силы ты — ничто. А моей силы Коноха боится. Вот почему тебя заперли.

От Наруто повеяло свежей дозой ярости.

Кьюби сознательно расшатывал его веру. Если сердце джинчурики полно ненависти, он чаще будет использовать его силу. А чем чаще они будут сливаться, тем быстрее удастся расшатать печать. Курама чувствовал: нового пришествия Йондайме Хокаге можно было не опасаться.

— Ты вернешься назад, когда будет слишком поздно что-либо исправить. Увидишь труп девчонки из Учиха и целую деревню, тебя ненавидящую. Потому что разрушение пришло в Лист из-за тебя.

— Из-за меня?

К злости Наруто добавились страх и растерянность, и Кьюби с наслаждением впитал их.

— Это наверняка «Акацуки». Ты им нужен.

Наруто вскипел.

— Это не я им нужен, — заорал он, указывая на него пальцем. — Это ты им нужен! Все из-за тебя, чертов Лис!

Курама осклабился.

— Для Конохи мы — все одно. И то, что ты сейчас кричишь мне, будут кричать тебе. Как тогда в детстве, помнишь?

— Замолчи!

Джинчурики фонтанировал гневом, страхом и чувством вины. Курама добился своего.

Где-то на дне очерствевшего сердца Лису тоже было страшно. «Акацуки» и правда пришли за ним, и он предпочитал оставаться внутри своего джинчурики, а не становиться игрушкой какой-то тупой организации.

Легкие нотки страха сменялись сердитой самоуверенностью.

Им бы не удалось меня захватить. Жалкие людишки… Они испытали бы на себе всю мощь моего гнева.

А здравый смысл подсказывал: «Ты бы не смог показать свою истинную силу. Йондайме Хокаге отобрал половину твоих сил шестнадцать лет назад, а совсем недавно восстановил подточенную временем печать. Проиграл бы Наруто — проиграл бы и ты».

В толстой пуповине негативных эмоций, связывающих их с Наруто, натянулась и зазвенела тонкая нить страха. Джинчурики пугала даже не собственная гибель. Он опасался за своих близких, тогда как Кьюби переживал исключительно за себя и в глубине души надеялся, что Конохе все-таки удалось отбиться.

****

Шима потерянно озиралась. Лес, опасность, умирающий муж и теплое плечо Джирайи как-то резко сменились до боли знакомым помещением. От привычного влажного воздуха на мгновение дышать стало легче, но в следующую же секунду горло сжало спазмом.

Шима развернулась и увидела Оогама Сеннина. Голубой помощник протирал его морщинистую шею листочком, а Мудрец держал в лапах шар и за чем-то наблюдал.

— Ты… ты, зачем ты вернул меня?!

— Я вернул не только тебя… — печально откликнулся Мудрец, ничуть не обидевшись на ее бестактное обращение.

Он кивком головы указал на пол. Шима вскрикнула. На полу лежали Фукасаку и Джирайя. Она бросилась первым делом к мужу, приподняла ему голову, прощупала пульс. Лапы дрожали. Это знакомое лицо с седыми кустистыми бровями и мелкой бородкой.

Он ведь не мог так глупо погибнуть. Правда? Не мог.

Вот только пульса почему-то не было.

— Нет. Нет-нет-нет. Очнись, папа. Очнись!

— Мне жаль, — повторил Мудрец.

Шима бросилась к Джирайе. Пол испачкался от его крови. Кругом уже суетилось несколько медиков. В отличие от нее, они сработали оперативнее и сразу попытались оказать мальчику помощь, но…

Один из синекожих медиков покачал головой.

Шима обошла Джирайю и заглянула ему в лицо. Мальчик глядел на ступени трона Оогама Сеннина каким-то чужим и печальным взглядом. Его глаза были влажными от слез.

Почему? Почему Мудрец не вернул их раньше, всех вместе? Не успел? Или надеялся на малую вероятность, что они отобьются?

Она обернулась к Оогама Сеннину и спросила сдавленно:

— Ты же видел будущее! Почему?..

— Ткань времени волнуется. Я не видел наверняка. Не знал, какой путь выпадет на этом перекрестке. На многих путях вы могли уничтожить риннеган, и…

— …и ты держал нас до тех пор, пока не убедился, что риннеган не уничтожить.

— Как только понял, попытался переместить вас обратно, — с раскаянием пробормотал Мудрец. — Но не успел. Этот шустрый юноша наполовину меня опередил…

Шима снова повернулась к Джирайе. Медики все еще пытались спасти его. Над пробитой грудью зеленым прозрачным облачком висела медицинская техника. Они делали свою работу до конца, даже зная, что это, скорее всего, бесполезно.

С улицы донесся грозный вопль Наруто.

— Эй вы! Глупые жабы! Верните меня в Коноху, ттэбайо-о!

Он, споткнувшись на ступенях, влетел в зал и застыл на пороге, пораженный. Его огромные голубые глаза, казалось, стали еще больше от ужаса.

— Это… это эро-сеннин? Это…

****

Сознание стремительно гасло, а с ним отступала и боль. Джирайя уже не чувствовал тела и с трудом осознавал, что творилось вокруг. Он слышал Шиму и дрожащий старческий голосок Оогама Сеннина. В их перепалке был какой-то смысл, но он ускользал от Джирайи. Все это было уже не важно.

Важна была только горечь. Джирайя, умирая, думал о том, что вся его жизнь была одной сплошной ошибкой.

Его друг ушел путем тьмы, а он так и не сумел возвратить его в Коноху. Девушка, которую он любил, отшила его, а он даже не смог ее защитить, хотя поклялся. Пророчество Мудреца… Оно обернулось темной стороной. Вместо того, чтобы вырастить спасителя этого мира, он воспитал безумного фанатика. И его смерть… Такая глупая смерть — от удара в спину. Но ему ли было не знать, что в битве все решает не столько сила,