Нарисуй мою душу. Несказка о душе и человеке - Иван Владимирович Ельчанинов

Его эффективность в бою не могли не заметить другие воины и с бесстрашием бросались за ним в им созданные мясорубки. Полководцу же больше нравилась в нём тактика ведения боя. Данучи чувствовал и предугадывал действия противника за несколько шагов вперёд, и это было важнее манёвренности его клинка. Он превратил войну в искусство.

Перед битвой века войско полководца состояло из четырёхсот сорока тысяч воинов. Не досчитались около пятидесяти тысяч – струсили, сбежали, решили, что у них нет шансов.

Авров не наберётся и ста тысяч. «Десять к одному всегда потери были. Видимо, бежали математики!», – думал Данучи и поражался, – «Зачем же начинать войну против того, кто в десять раз сильнее?!».

Люди на чёрных конях, авры на белых барсах, что объёмом с хижину. Чёрно-белый контраст, но яркое неравенство. Если убьёшь всадника, хладнокровная кошка превращается в разъярённого зверя, и попробуй его останови. Всего пять тысяч их, в двадцать раз меньше, чем лошадей. Но, чем травоядное способно удивить хищника?!

Главное, что нужно знать об этих кошках, что красота их обманчива! Королевская, белая шерсть непробиваемая, лишь чёрные полосы – уязвимое место!

Главное, что нужно знать об аврах так это то, что они не бегут с поля боя, потому пора уже решать. Даже, если в конце сражения останутся, лишь кошки, это не будет значить, что ты победил. «Если столкнулся с барсом в степи – либо убей, либо умри!», – Данучи это помнил. Выход, как кажется, один…

Арлстау летел по небу на высоте ста метров над поверхностью и не догадывался, что прошло больше года с момента его первого прибытия. Видимо, долго сюда собирался.

Краем глаза поглядывал на спутник и размышлял, на какой высоте тот находится, раз снова заслонил собой пол неба. Здесь люди не летали и, по сути, ничего не могли знать об этом спутнике. «Видимо, он не движется, а застыл на месте. Наверное, здесь ночь всегда длиннее дня, хотя, кто знает, раз вижу этот мир обрывками.».

Цвета на спутнике переменные – в прошлый раз он был голубым, покрыт салатом в виде пятен, сейчас он белый, и пятна оранжевые, готовятся стать красными.

Для битвы века выбрали ночь, и это не удивило!

От спутника отвлекло поле боя. Два войска уже бежали друг на друга, готовые порвать планету всю на клочья. Арлстау, хоть и летел, но оцепенел от увиденного, онемел от предстоящего.

«Вовремя я.», – успел подумать он, и полёт готов к приземлению, хотя сам художник желал наблюдать за этим с высоты птицы, как ангел, боящийся вида крови.

На расстоянии десяти метров он увидел Данучи, рубившего своим мечом авра и огромную, белую кошку, встретиться с которой Арлстау никому бы не пожелал.

Кровь у каждого здесь была алой, и в прошлом белая планета меняла свой окрас.

Арлстау налету вселился в тело Данучи, что стало нежданностью для обоих, но Данучи остановился лишь на миг! Затем прыжок, и он продолжил мясорубку.

Два художника в одном теле, и силы вдвое больше, и выше прыжок, и сокрушительный удар никому не мог оставить шанса. Не помогали ни доспехи авров, ни шерсть кошек.

Видел всё его глазами, чувствовал каждое движение меча, каждый прыжок, а Данучи любил рубить в прыжке. Ощутил вкус сотен убитых авров, десятки пронзённых кошек, но этого было мало для победы. Внимательно слушал все его мысли и старался им не мешать.

После часа кровопролития, население их планеты заметно истощилось, и большая доля потерь приходилась, конечно же, на людей.

На полководце не было лица – бледен, как утопленник. Он наблюдал за сражением со стороны и уже был уверен, что зря положился на меч и беспамятство художника. Всё приготовил для побега и размышлял, какой будет его жизнь, если он сегодня проиграет…

Впервые во время боя Данучи остановился и застыл на месте, и это заметили все. Он, только что, увидел в своём воображении, что через минуту забудет всю свою семью и надо что-то сделать, пока это не случилось. Этот кусочек памяти был самым значимым, хранил его, не зная как, год и пол дня, а не год, но сейчас он покинет художника.

Никто теперь не посмотрит в него с гордостью – будет лишь страх и желание скорее отвернуться.

Вышвырнул Арлстау из своего тела, и тот покатился кубарем по полю боя, но тут же поднялся, чтобы взглянуть, как рисует Данучи.

Не успел. Тот вытащил кисть из рукава и запачканный чужой кровью клочок бумаги и, глядя в глаза Арлстау, за один миг нарисовал душу.

Не нужны ему полотно и вода, нет нужды рисовать губами, вставать на колени нет надобности – Арлстау сам себе придумал эти правила. Два движения кисти и всё – битва показала всем нежданность поворота. Арлстау, увидев это, посчитал себя ребёнком в своём даре, ведь за одну секунду душу нарисовать, да ещё и неизвестной ему по содержанию – для него это космос, невидимые звёзды.

Между двумя войсками с тяжёлым хрустом выросла красная стена. Не из кирпича, а из воска. Высотой тридцать шагов, толщиною в объятие. Казалось, что её легко сломать, пронзить её способен и младенец, но ни один не посмел противиться воле художника, и никто не продолжил бой.

С неба посыпал белый снег, и кто-то, даже протянул кровавые ладони навстречу снежинкам. Они падали, но не таяли, не желая стать частью красных красок.

Все смотрели на Данучи, а он им улыбался, и многочисленным людям и немногочисленным аврам, оказавшимся «на его стороне».

Они были за него, они были за мир, они были счастливы, что он остановил войну! Лишь один полководец был против. В его глазах узрел разочарование…

Радость от мира была недолгой. Глаза художника внезапно погасли, а затем вспыхнули и стали, как у авра – такие же огромные и яркие. Это, как должное – прежде чем вспыхнуть, ты должен погаснуть.

Он, даже ощутил силу авра, но на ничтожность. Затем вернулся человек.

Лицо побледнело, лицо постарело чуть-чуть, и на нём такое выражение, будто не видит будущего, верит лишь в конец, как вся планета, на которой прожигает жизнь Арлстау.

Язык прилип к нёбу и не мог никому объяснить, что сейчас творится в душе!

Вокруг тишина, а он закричал, как умалишённый, как смертельно раненый зверь, ведь оставалось несколько секунд! Все глядят на него, всем жутко