Генерал-адъютант его величества - Михаил Леккор

если бы только оттуда. Опять ведь некоторые прощелыги протащат ножи да кистени в попытке проверить Божью защиту святого. Да-да, есть и такие прихожане, что б их! И ведь не скажешь, что настоящие злодеи, просто шутки у них такие грубые после двух стаканов бормотухи, прозванной почему-то в это время водкой. Ничего и здесь пробьемся, чай не турки, поговорим.

Слух о том, что в церкви Св. Ильи будет выступать с проповедью исчезнувший было святой пролетел в столице с быстротой молнии. Андрей Георгиевич еще с XXI века отказывался понимать механизм его физической сущности. В XIX веке эта проблема была еще сложной. Не было тут не мобильной связи, не социальной сети со скорой отдачи. А вот стоило негромко сказать двум-трем прихожанкам и все, социальный механизм заработал. Главное, кому, что и когда сказать и можно спокойно ждать. Придут!

Сегодня, однако, и сам Макурин удивился, можно сказать так. Обалдел, в общем, если сказать прямо. Еще на двух-трех кварталах от церкви толпа людей была настолько густо, что он велел Федору остановился. Все равно дальше не дадут, просто возьмут лошаденки под узды и вызывающе посоветуют к божьему храму идти пешком, ноги-те не отвалятся.

Нет, конечно, когда узнают, кто едет, пропустят молча и охотно, так ведь не дальше пяти метров. Там очередные пьяные радетели будут останавливать пролетку. Плавали, знаем, пусть уж пешком неспешно отгородившись от остальных бездельников…

О, а вот и церковь, можно остановится. И пока добровольные помощники сегодня это тамошний клир, небольшой, но требовательный к прихожанам, а к нему мягкий и настоятельный. Знают, что даже в Санкт-Петербурге, где походом святого не очень-то удивишь, проповедь в церкви ведут в нее очень много людей. И то ведь, поцелуй к иконе или кресту, перекрещенному святом, а, тем более, использованным им во время проповеди, оказывает чудодейственное действо. А это стабильный и большой приток на несколько лет.

Прополоскал водой рот, а потом проглотил в желудок, смягчая связки и горло. Подождав немного и мягко, но звучно заговорил:

— Братья мои и сестры во Христе! Оставьте каждодневные ваши хлопоты и оглянитесь вокруг, как много кругом светлого Божьего и, к сожалению, темного дьявольского…

Сегодня он снова говорил об обыденном и чудодейственном — борьбе Бога и Дьявола в каждом из людей и всеобъемлющем в мире. Эта борьба, как и любовь, прослеживается в каждом поколении и каждом человеке и поэтому проповеди об этом были вечные.

Но и чуть-чуть разные, в частности сейчас, он постоянно сводил к войне с турками, пугал масштабами и успокаивал уже прошлыми действами. И благословлял, благословлял, благословлял…

В церкви волны благословений многократно отражались от иконостасов, крестов, даже от стен и многократно дублировались на людей, отчего они становились апофеозом добра и милости Божьей и позволяли укреплять физическое здоровье и моральное составляющее пришедших прихожан.

Не зря от церкви через некоторое время шло видимое сияние, как небесные сполохи северных огней. А потом еще не год она эмпанировала добром и моральным светом. А уж в самой церкви, неоднократно согретые теплом Божьим, согревались и смягчались. Он знал, что если в начале проповеди ножи и кистени не будут пущены в ход, то потом точно.

Сам Андрей Георгиевич в ходе многочасовой проповеди не уставал, более того, он как бы даже к ее окончанию окреп морально и физически. Хотя ноги, конечно, дрожали.

Но вот он проговорил последнюю молитву и дал им остатнее благословение. И потом надо было прилюдно уйти. Иначе никак. Если люди будут видеть, что святой остается, то и они останутся и начхать им, что проповедь окончилась. Ведь, по большому счету, прошли они не на проповедь, а на него. И вот если он уйдет, то и торжество церковного хода закончится.

На улице вся процессия проходила в обратном ходе — сначала пешком первые кварталы, благословляя шедших с ним прихожан и кося взгляд на сполохи церкви. Потом поиск собственной коляски с Федором. Небольшое прелюдие в конце «выхода в народ» и, кажется, он выработался в нуль.

Однако, сегодняшний день еще закончил. Впереди «эксклюзивный выход» в ресторан с женой и грудным сыном. Интересно, а почему она ничего не говорит о кормилице? В XIX веке была стойкая тенденция, по крайней мере, в светском свете, поставить в помощь жене давать кормящую женщину. Дабы грудь не развивалась. Разумеется, все женщины были против, но когда у них про это спрашивали? XIX век страшное время. Казалось бы, мужского господства, а если подумать, то мужского бессилия. Что мужчины имели право: заработать деньги, объявлять друг друга войну, барахтаться и дрыгаться по жизни. А что могли делать женщины в эпоху так сказать женского бессилия (высший свет). Ничего не делать, кидать деньгами, с трудом заработанные мужьями, самолично командовать в семье, ведь тебе, любимый, так некогда.

Вот и жену Настю он страстно любил и даже немного ревновал. И пугался, когда приходил домой. Что она еще придумала? В частности, почему не поднимает вопрос с кормилицей. Зная ее энергию, он точно понимал, что дело в скромности и нежелании идти на конфликт с мужем. С ним-то она пойдет и даже с радостью. Так что?

Андрей Георгиевич даже некоторую проблему не так тревожно принимал, как задачки любимой женой. Вот почему мужчины живут меньше, чем женщины? Ска-азать?

— Трогай, Федор! — рявкнул он после некоторых тревожных дум. Не на него сердился, на жизнь, а потому кучер спокойно, но не медля, чтобы на него гнев не переходился. Рявкнул по-молодецки:

— Но, залетные! Барину некогда!

Вот скажи кому, не поверят. Лошади, как люди, все поняли и поскакали домой. Барину же некогда!

Пришел в тамошнюю гостиную. Настя и ее служанка Алена, уже одетые в парадные одежды, его ждали. И… а это что за новая женщина, очень незнакомая. Судя по большой груди точно кормилица, а судя по тому, что страшная, как орк в боевой окраске, точно к ним.

— А, милый, познакомься, это кормилица нашего сына. — увидев мужа, лениво сказала Настя. Суд по тону — все уже решено.

— Я уже понял, — буркнул Макурин. Мазнул по ней взглядом, счел, что этого достаточно. Вообще, служанки с барином не знакомятся. Положение не то. Если только не красавица, но это не тот случай. Даже если кормилица, то пусть сидит скромно в углу, не его же кормит!

Психанул откровенно, а когда ненароком уловил торжествующий взгляд гадючки Насти, уже разгневался всерьез. Тут уж даже притворятся не надо было. Силовые линии внутренней обстановки дома под его воздействиям