Эпицентр - Евгений Иванович Филенко

обнажиться вовсе (подобно стайке истомленных девиц на одной из лужаек). Растворенный во влажном воздухе жар был беспощаден. Невидимый и желанный, где-то вдалеке негромко и ровно шумел Атлантический океан.

– Скорее бы солнце село, – томно сказала Рашида. – И лучше бы мы поехали на Родригу-ди Фрейтас, или в залив Итаколоми, как нас и звали. На худой конец, в музей Сантос-Дюмона. А еще лучше, остались бы в отеле.

– Ну уж нет, – запротестовал Кратов. – Попасть в эту сказку и торчать взаперти?!

– Лучше бы мы вернулись на Адриатику, – продолжала привередничать Рашида. – Такое же солнце, так же тепло, а море несравнимо лучше. И вообще, если тебе нужна сказка, следовало бы лететь в Копенгаген…

В одной руке у нее был веер из плотных пальмовых листьев, который она раздобыла у торговца сувенирами. Другой она по-хозяйски обнимала Кратова за шею. Проходившие мимо мужчины, вне зависимости от возраста, заглядывались на нее. Кратову это нравилось: всегда приятно сознавать, что твоя спутница – сногсшибательно красивая женщина. И потом, впервые за многие дни никто не таращился на него… Исключение составляли, пожалуй, лишь дети, которых сильнее всего привлекали спавшие на газонах кверху пузами большие кошки. Кошек можно было гладить – разнеженные и заласканные, они не реагировали.

– Я тоже хочу! – объявила Рашида.

– Гладить или чтобы тебя гладили? – не удержался он.

Рашида сделала вид, что пропустила это мимо ушей. Отпустившись от Кратова, она скинула сандалии и босиком пробежалась по газону до ближайшей зверюги. Кратов терпеливо ждал, пока она, присев на корточки, о чем-то разговаривала с хладнодушно раскинувшей лапы кошкой сиамского окраса и величиной с доброго сенбернара.

– Вы как две сестры, – сказал он, когда женщина вернулась.

– Знаешь, как они называются? – спросила Рашида, обуваясь. – Спальные кошки. Это такая особая разновидность. Генетический материал пумы или рыси, с вливанием кровей домашней кошки, попытка воспитать поведенческий стереотип собаки…

– Откуда у тебя такие познания?

– У меня были очень разнообразные и просвещенные знакомые… Спальные – не потому, что они все время спят. Это на них можно спать. Можно положить голову им на бок вместо подушки. Тепло, и благотворное животное биополе. Очень полезно детям и старикам. У моего отца есть такая.

– Помню, – сказал Кратов. – Ее зовут Ламия.

– Ах, да…

– Есть такая забавная планета Эльдорадо, – промолвил Кратов. – Там боготворят кошек. Но не таких монстров, понятное дело, а обычных дворняжек. Бытует даже выражение: «клянусь кошкой»!

– Самое время рассказать мне про Эльдорадо.

– Тебе бы там понравилось. На редкость шалопутный мир. Мир игроков и авантюристов. Мир вспыльчивых мужчин и ветреных женщин. Я провел там несколько удивительных месяцев…

– И, конечно же, у тебя там была ветреная женщина?

Кратов помолчал.

– У меня там была фея, – сказал он, бледно улыбаясь.

Рашида ущипнула его за локоть.

– Чертов бабник, – проговорила она. – Почему же ты расстался с ней?

– Это долгая история.

– Я никуда не спешу…

Кратов отвел взгляд и вдруг сообщил вне какой-либо связи с прежним содержанием беседы:

– В Копенгаген мы тоже полетим.

– Я там была, – сказала Рашида. – Просто так. Но ты, кажется, просто так ничего не делаешь.

– Как раз наоборот. С тех пор, как я вернулся, я практически не совершаю осмысленных поступков. Причем делаю это осмысленно.

– Запутываешь следы? – сощурилась она.

– Примерно… – сказал Кратов. –

Быстрая молния!

Сегодня сверкнет на востоке,

Завтра на западе…[6]

– Ты удивишься, – промолвила Рашида, – но, в сущности, Копенгаген ничем не отличается от Рио, от Абакана или от Танджункаранга. – Кратов саркастически хмыкнул, но ничего не сказал. – Небольшие особенности архитектуры, обусловленные различиями в климате. Преобладание среди туземцев той или другой расовой группы. Под Абаканом можно встретить медведя, но вряд ли найдешь гавиалового крокодила. На Суматре все наоборот. В остальном же… Повсюду тебя примут, накормят, напоят пивом «Улифантсфонтейн» и уложат спать в отдельном номере четырехзвездочного отеля. А если ты не любитель «Хилтонов» и «Метрополисов»… Не знаю, как нынче обстоят дела в Галактике, но из любого уголка этой планеты ты можешь добраться до своего дома за три-четыре часа.

– Это я уже отметил, – сказал Кратов. – Но я ничего не имею против пива «Улифантсфонтейн» в баре «Хилтона»… где-нибудь на склоне Джомолунгмы.

– Я хочу сказать, что ни один уголок этого мира не обязан быть захолустьем.

– И ни одна женщина не обязана быть уродиной… – пробормотал он себе под нос.

– Что? – переспросила Рашида.

– Так, ерунда… Это слова одной удивительно некрасивой женщины. Некрасивой настолько, что нельзя было глаз отвести.

– Она была действительно некрасива?

– Ну, это ей хотелось, чтобы все считали ее уродиной и жалели. Разве бывают некрасивые женщины?.. Просто у нее все было… чересчур контрастно. И всего много.

– Какая-нибудь бегемотообразная толстуха?!

– Наоборот, худая до звона в ребрышках. У нее были огромные глаза, рот до ушей и гигантский нос.

– И ты с ней…

– Ну разумеется…

Рашида, сморщившись от усилия, снова попыталась его ущипнуть.

– Отрастил мясо, – проворчала она. – Не ухватить… Я-то имела в виду, что любое странствие рано или поздно становится утомительным. Однажды тебе покажется, что ты уже все повидал в этом мире.

– Пока бог миловал, – сказал Кратов безмятежно.

– Все равно. Если ты что-то ищешь – ты ищешь это напрасно.

– «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться», – улыбнулся Кратов, – «и нет ничего нового под солнцем».[7] Но на самом деле – есть. И под солнцем, и по ту его сторону. В особенности по ту сторону… Нужно прожить очень много лет, чтобы рассуждать, как Экклесиаст.

– Или прожить немного, но так же бурно, как я. На Земле для меня не осталось ничего неожиданного…

На зеленой лужайке с небольшим фонтаном сидел странный человек. То есть в нем самом ничего странного не было: сидел себе и сидел. Удивление вызывал витавший над ним голографический фантом. Он изображал собой ярящегося чешуйчатого монстра, с клыкастой слюнявой пастью и выкаченными буркалами. Крюковатые конечности алчно простирались в сторону прохожих. Над монстром трепетала радуга с призывом: «Чужики, прочь с Земли!» Молодая парочка, поплескавшись водой из фонтана, вступила с хозяином фантома в беседу. Детишки, мальчик и две девочки, с визгом уворачивались от хваталищ.

– Чужики… слово какое противное. Пойдем и мы, узнаем, что он хочет, – предложил Кратов.

– Не надо, – сказала Рашида, нахмурившись. – Что он хочет, написано на этой дурацкой вывеске. Ты ни в чем его не убедишь. Только расстроишься… Это же метарасист.

– Я могу убедить кого угодно и в чем угодно, – небрежно возразил Кратов. – Это моя профессия.

– Ты никогда не имел дела с фанатиками.