Арбитр Пушкин - Сергей Александрович Богдашов

— Завтра с утра и сходим, — заверил меня граф. — Только нужно будет у Яновского проводника выпросить.

— А вы сами разве не знаете дорогу?

— Я был здесь, когда Баранов местных колош по всему острову гонял, — не отрывая взгляда от рабочих, объяснил Толстой. — Так что многое могло измениться с тех времён.

Я проводил взгляд графа и заметил, что он рассматривает рослого парня лет шестнадцати, который цветом кожи несколько отличался от остальных индейцев. Решив, что это вполне может быть сын графа я в который раз присмотрелся к Толстому и не нашёл ничего общего в чертах его лица и грузчика.

— А что с метисами происходит, если с родителями что-то случится? — поинтересовался я у графа.

— Ничего не происходит. Племя его с распростёртыми объятиями примет к себе. У колош матрилинейная система родства, — пояснил граф. — Так что метисы, рождённые индианками от русских, имеют в их обществе вполне равноправный статус.

— Я так понимаю, что у вас от местной индейки есть ребёнок. Не интересно узнать его судьбу?

— Нет, — отрезал граф. — Жизнь местных индейцев полна невзгод и опасностей, а потому, за редким исключением, коротка, как жизнь бабочки-однодневки. Не хочу знать, что с моим ребёнком могло случиться, что-то плохое. Лучше я буду пребывать в безызвестности, чем горевать по ещё одному ребёнку.

Я знал биографию графа. Поэтому мне нечего было сказать человеку, сожительствующего с цыганкой, от которой у него за всё время совместной жизни родилось одиннадцать детей, и только одна дочь — Сарра — дожила до семнадцати лет. Все остальные рождались либо мёртвыми, либо умирали в младенчестве.

На следующее утро мы с графом и проводником покинули Новоархангельск и направились в сторону гор, а ближе к полудню вышли к устью реки.

Там стояла деревня. Меня уже не удивляли деревянные избы. Разве что крыши домов. Те были покрыты дёрном, и потому казалось, что люди решили над головой заиметь свой личный газон. Но такие крыши я уже и в Новоархангельске заметил.

Само селение было огорожено редким частоколом. У ворот стояло два воина с копьями и чём-то разговаривали между собой.

Граф что-то им сказал на местном языке. Один воин смерил нас взглядом, а затем махнул рукой, мол, проходите.

Шаман сидел посреди деревни у костра.

Старик, седой, глаза, как у совы.

— Ты пришёл, — сказал он мне на вполне понятном русском.

— Пришёл.

— Хочешь получить эссенцию?

Не знаю, как работает местная магия. Может с шаманами и вправду духи разговаривают да предсказывают будущее. Тем не менее, вопрос старика поставил меня в тупик и я не стал врать:

— Хочу.

— Зачем?

— Чтобы делать Перлы.

— Для кого?

— Для людей.

— Каких?

— Русских. Тлинкитов. Кто попросит.

— Лжёшь, — зыркнул на меня своими глазами старик, что у меня аж волосы на загривке дыбом встали. — Ты хочешь силу.

— Хочу. Но не для власти.

— А для чего?

— Чтобы строить будущее.

— Тогда плати. Он знает как, — кивнул шаман на графа, стоящего от нас метрах в пяти. — В полночь приди к хижине у реки.

— Кто будет ждать?

— Анё’ша.

— Кто она?

— Дочь моего брата.

— А она знает?

— Знает.

— И согласна?

— Она знает, что это нужно.

Вот так вот просто шаман меня сосватал к своей племяннице. Не шаман, а сутенёр какой-то.

С другой стороны — я знал, на что иду, так что отступать после путешествия на край света довольно-таки глупо и Перл выносливости мне в помощь.

Полночь. Хижина. Факел у двери.

Анё’ша ждала у двери. Рассмотрев меня в свете огня, девушка что-то прощебетала, открыла дверь и жестом руки пригласила войти внутрь.

Я не буду описывать, что было дальше. Это не тайна. Но и подробностями делиться не считаю нужным.

Могу только сказать, что утром Анё’ша с помощью жестов объяснила, что я должен прямо сейчас идти к шаману.

Вот так, даже не напоив на дорожку чаем (или что там пьют индейцы), меня выставили за дверь. Как говорится: сунул — высунул — беги.

Деваться было некуда, и я поплёлся в деревню колош, где меня уже ждал шаман.

Через час пути по почти неприметной тропинке мы оказались возле входа в пещеру.

Внутри было светло. Сверху в потолке — провал. Дневной свет падал прямо в середину.

По стенам стекала вода и собиралась в небольшое озеро.

По периметру озера, как грибы после дождя, выросла дюжина колодцев.

Из них сочился молочно-белый свет — эссенция Пространства, живая, пульсирующая, как дыхание.

На мой взгляд, размеры колодцев были скромнее того, что мы с Катей обнаружили в Ямсе, но их количество с лихвой это компенсировало.

— Ты можешь взять, — кивнул мне в сторону озера старик.

— Сколько?

— Столько, сколько сможешь нести.

— А если возьму больше?

— Тогда не донесёшь.

— А если попробую?

— Тогда забудешь, зачем пришёл, — ответил шаман и вышел из пещеры.

Насчёт «не донесёшь и забудешь» — бред, конечно. То, что местный шаман не умеет формировать большие Перлы, не означает, что этого не могу делать я. Тем не менее, наглеть я не стал и осушил каждый колодец на три четверти, чтобы в дальнейшем источники восстановились. Кто знает — может мне приспичит ещё раз сюда вернуться. Обидно будет, если я прилечу, а в пещере меня ничего не будет ждать, кроме озера.

— Как всё прошло? — встретил меня в Новоархангельске Толстой.

Я прикинул общий объём эссенции Пространства, который у меня получится, если я развею двенадцать получившихся у меня Перлов. По приблизительным подсчётам должно с лихвой хватить на шесть огромных Перлов, каковые были у меня с Катей. Так что на вопрос графа я честно признался, что ожидал меньшего.

— Я ваш должник, — напомнил я Фёдору Ивановичу.

— Мне не нужны деньги, Александр Сергеевич, — ответил тот. — Но не откажусь от Перлов здоровья.

— В таком случае давайте продолжим этот разговор в Москве, — предложил я. — Там я могу сформировать любой артефакт для человека, на которого вы мне укажете.

В записках современников о графе я где-то встречал версию, что за свою жизнь он на дуэлях убил одиннадцать человек. По слухам у