Полюс Доброты - Мила Бачурова

промытыми водой и выбеленными солнцем фундаментами. Уцелевшие в пролетах двери в свое время так разбухли от воды, что намертво вросли в косяки — Кирилл не сумел расшатать ни одну. Из окна крайнего в поселке дома грустно помахал лоскут чудом уцелевшей занавески. Город был давно и безнадежно мертв.

Кирилл вернулся к тому месту, где разошлись с Олесей, и обнаружил, что молчунья еще не вернулась. А ведь должна уже, — кольнуло Кирилла. С некоторых пор он начал нервно относиться к опозданиям.

Посвистел, Олеся не откликнулась. А в следующий миг Кирилл метнулся под прикрытие ближайшего дома и распластался на земле — увидел, как закачались кусты возле дома напротив. Выхватил пистолет, понимая, что стрелять на поражение нельзя, сначала нужно выяснить, что с Олесей. Замер, выжидая.

Дождался.

Кусты издали громкий хрюкающий звук, и на открытое пространство выкатился дикий кабан. То есть, как быстро понял Кирилл, кабаниха — вслед за матерью из тех же кустов, так же деловито похрюкивая, выбрались трое полосатых кабанят. Принялись деловито копаться в земле. До Кирилла кабаньему семейству определенно не было никакого дела.

Кирилл нервно хихикнул. Тихонько поднялся, обошел выводок по дальней дуге. Ругнулся сквозь зубы:

— Три поросенка, блин! Волка на вас нет.

С трудом удержался от соблазна подобрать с земли шишку и запустить в нарушителей спокойствия. Смех смехом, а спина была мокрой — вспотел от волнения. Но где же Олеська?

Отойдя подальше, по-прежнему крадучись вдоль домов, Кирилл снова посвистел. Повторял свист возле каждого дома, отчаянно прислушиваясь — тишина. Так и шел бы дальше, если бы не привитая в незапамятные времена Олесей привычка — обращать внимание на странности.

К одному из домов вела едва заметная в высокой траве тропинка. Неутоптанная, узкая — пользовались ею нечасто. Кирилл положил руку на кобуру, пригнулся. Снова осторожно свистнул. И услышал в ответ слабый, едва различимый свист. Приглушенный, как будто свистеть пытались сквозь подушку — если бы Кирилл не прислушивался, не разобрал. Покрутив головой, понял, что неприметная тропинка упирается в крыльцо невысокого бревенчатого дома. А в следующий миг обругал себя за то, что не обратил внимания раньше: окна дома оказались заколоченными. А свист шел, кажется, из-за закрытой двери.

До крыльца Кирилл донесся в несколько прыжков. Рванул с разбегу дверь, собираясь влететь внутрь. Если бы не крик Олеси:

— Стой! — наступил бы ей на руку.

Олеся лежала на полу, прямо у порога. То есть, лежала верхней частью тела, ноги уходили вниз, в подпол.

— Помоги, — просипела девушка.

Кирилл сел на корточки. Заглянул в темный проем и не удержался от вскрика.

Нога Олеси наделась на металлический штырь. Заостренный кусок арматуры пронзил бедро насквозь и торчал, окровавленный, наружу. Штанину залила кровь.

— Не могу выбраться, — сдавленно проговорила Олеся, — как на вертел насадилась.

Приглядевшись, Кирилл понял, что Олесе в каком-то смысле повезло — из подпола торчало аж восемь штырей, два ряда по четыре. Нога Олеси прошла между двумя крайними, и удар пришелся в мягкие ткани. Упади девушка чуть правее — нанизалась бы на штыри животом и грудью.

— Что это? — вырвалось у Кирилла. — Зачем здесь... ох, прости. Сейчас.

Он выдернул из чехла нож и осторожно обрезал ткань вокруг ран. Примерился, как ловчее подхватить Олесю. Предупредил:

— Терпи.

Одну руку завел под Олесино бедро, другой обнял за талию. И потащил тело девушки вверх. Олеся не стонала и не плакала, молча стиснула зубы. Когда Кирилл опустил ее на пол, увидел, что девушка без сознания.

Объяснил непонятно кому:

— Болевой шок... Может, так оно и лучше.

Приводить Олесю в сознание не стал. Поясную сумку с набором бинтов и самых необходимых лекарств по старой привычке носил с собой, отправляясь в любую вылазку. Обработал рану, думая о том, что Олесе очень повезет, если не схватит столбняк: арматура — ржавая насквозь.

***

К тому моменту, когда Олеся очнулась, Кирилл успел привести к дому лошадей и вскипятить воду на печке-буржуйке. Что произошло с Олесей, он уже и сам догадался, девушка только подтвердила выводы.

— Нас ждали, — очнувшись, проговорила она.

Кирилл кивнул:

— Я понял. У порога выпилили доски и застелили дыру половиком, так? — Половик он снял со штырей, когда осматривал ловушку. — А ты шагнула и провалилась.

— Угу. — Олеся помолчала. — Хорошо, что я пошла, а не ты.

— Почему?

— Потому что тебе бы точно брюхо пропороло. Я-то тощая, и очухаться успела, к краю рванула. А ты тяжелее, и в кости шире.

— И реакция у меня не твоя, — закончил Кирилл. Передернул плечами. — Нда... А зачем ты вообще в этом дом полезла?

— Так, тропинка же, — удивилась Олеся, — и окна заколочены. Я решила, что на приют похоже. Кругом обошла, принюхалась — людей нет. Ну, и зашла. Кто ж знал, что они такую подставу приготовят.

— А ты знаешь, кто — «они»? — сам Кирилл ответ уже знал.

— Те, кто поселковых науськал засаду устроить? — предположила Олеся. — Больше вроде некому.

Кирилл кивнул:

— Ну да. Нам даже привет оставили. Смотри.

Приподнял и наклонил тяжелый, сколоченный из досок стол, столешницей к Олесе. Стол недовольно заскрипел.

— «У-хо-ди-те, — по слогам прочитала Олеся вырезанное на столешнице послание. — Не гне-ви-те Мать Доб-ро-ты!» Зашибись. — Девушка застонала, шевельнувшись.

— Сейчас, — Кирилл торопливо опустил стол. — Подложить под ногу что-нибудь?

— Не надо. — Олеся с усилием села. — Тут ничем не поможешь, только ждать, пока заживет... Вот же козлы. Да?

Кирилл кивнул.

— Смотри, что они еще оставили. На столе лежал, — разжал кулак и показал Олесе камень-голыш.

На камне был выцарапан круг, обведенный по краю волной. Круг пересекала широкая полоса.

— Как тот, — узнала Олеся, — который ушибленный в Жеку швырнул.

— Угу.

— И что это значит?

Кирилл развел руками:

— Вероятно, еще первый камень должен был нам объяснить, что дальше идти запрещено. Но мы не поняли, и нам оставили второе послание. Вместе с ловушкой и надписью на столе.

Олеся помолчала, потом упрямо сжала губы. Объявила:

— Да пусть корябают что хотят! Назад не пойдем. Рана — в мякоть, быстро заживет... Ничего.

Кирилл покачал головой:

— На самом деле, проще и логичнее всего — именно повернуть назад. Уже ясно, что мы столкнулись с религиозными фанатиками, которые за здорово живешь чужаков