Герой Ымперии - Валерий Масляев

остальные. Маршалла в броне, Евлампия с планшетом, баронесса – с той же холодной улыбкой, что всегда появлялась перед бурей. Библиотекарша стояла рядом с Марфой, держа в руках стопку бумаг.

– Мы переписали приказы, – сказала она. – Убрали лишние слова. Теперь всё ясно: штурм Редакции начинается сегодня.

– Почему сегодня? – спросил я.

– Потому что завтра нас могут не вспомнить, – ответила Лавелла.

Командир посмотрела на всех по очереди, как учительница перед выпускным: без пафоса, с тихой уверенностью.

– У нас не будет второй попытки. Каждый делает то, что умеет. Герой – ты ведёшь. Остальные – прикрывают.

Я кивнул.

– Если что-то пойдёт не так…

– Всё и так идёт не так, – перебила она. – Это не причина стоять.

Штурм начался без звуков фанфар. Мы просто пошли.

Редакция виднелась впереди – массивная, с разбитыми окнами и колоннами из бетона, на которых ещё оставались следы уравнений.

По дороге кто-то включил примус – оттуда вырвался столб синего пламени, и все взглянули на него как на старого друга.

– Работает? – спросила баронесса.

– Работает, – сказал я. – Пока верим в физику.

Под стенами нас встретили первые патрули Регламентии. Без магии, без иллюзий – просто люди в серой форме, с оружием и одинаковыми лицами. Я поднял руку.

– Не стреляйте, – сказал я. – Мы пришли не править, а вернуть ошибки.

Они не ответили. Один шагнул вперёд, поднял винтовку. Я почувствовал, как напрягся воздух. Командир подала знак, и примус снова ожил. Струя пламени прошла над их головами, касаясь стены – и где огонь коснулся камня, проступили слова, словно всплывшие из глубины:

«Человек не сводится к версии».

Это было достаточно. Патруль отступил. Не потому, что испугался – потому что кто-то из них прочитал вслух и понял.

Когда вечер спустился, город снова стал тише. Мы стояли у входа в Редакцию, грязные, вымотанные, но живые.

Командир подошла ко мне.

– Всё?

– Почти. Завтра – решающее сражение.

– Тогда отдохните, – сказала она. – Завтра нам нужен не герой, а человек.

Она ушла первой. За ней – остальные. Я остался один, у примуса. Пламя тянулось вверх, ровное, без рывков. Я достал из кармана бумажку Милены, развернул, перечитал.

«Пока тебя видно».

Город казался прозрачным. Где-то за стеной кто-то пел – тихо, без слов. Я думал о тех, кто был ночью в комнате, и о тех, кто больше не придёт. О том, что, может быть, всё это не война, а просто длинный способ научиться дышать рядом.

Я потушил примус, дождался, пока остывает металл, и впервые за долгое время почувствовал, что не нужно говорить ничего.

Пора было спать. Утро всё расставит.

Глава двадцать вторая. Возвращение чудес и запаха типографской краски

Утро пришло не с рассветом, а со звуком – тоном пробудившегося мира, где снова можно было не верить глазам. Пока ещё серое небо расползалось над Смехоградом, с него падали тонкие белые полосы, похожие на обрывки текста. Каждая несла букву, и они оседали на крышах, переписывая город заново.

Я стоял у окна разрушенной типографии, держал в руках примус, почерневший от вчерашнего боя, и чувствовал: металл под ладонью дышит словами. Он уже не был просто инструментом – он был компромиссом между мирами, ожившей запятой между магией и логикой.

Командир вошла без стука.

– Всё, началось, – сказала она, глядя на падающие буквы. – Редакция снова пишет.

– С какой стороны?

– Пока непонятно. Но воздух полон корректурой.

Она подошла ближе, тихо, как делают те, кто давно привык быть рядом.

– Как вы себя чувствуете, Герой?

– Как человек, который сделал невозможное и теперь не знает, что с этим делать.

– Тогда добро пожаловать в клуб.

Она посмотрела на примус.

– Он жив?

– Похоже, да.

– Значит, и вы тоже.

Город просыпался странно. Из домов выходили люди – разные, но все с одинаковым выражением: «мы что-то помним, но не можем сказать». На стенах – новые надписи, будто кто-то всю ночь рисовал их углём:

Ошибки – не враги. Это следы дыхания текста.

Буква Ы вечна, пока есть у кого дрожать голосом.

Не пытайтесь улучшить смысл. Он сопротивляется из вежливости.

Я шёл по улице и чувствовал, как слова под ногами дрожат. Мир снова обретал ту зыбкую ткань, где всё может быть шуткой или откровением, в зависимости от того, кто читает.

Навстречу шла баронесса Лювиана, теперь снова – с сиянием на висках и лёгким ароматом «Лю».

– Ну вот, – сказала она, – я так и знала, что всё не закончится.

– Доброе утро, баронесса.

– Оно будет добрым, если вы, наконец, признаетесь, что без «Лю» этот мир скучнее.

– Признаю, – сказал я. – Но с ним – опаснее.

– Тогда оставим как есть, – улыбнулась она, – опасно, но красиво.

Она протянула руку. В её ладони лежала маленькая буква, похожая на полукруг света.

– Это остаток моего заклинания. Возьмите. Пусть будет связью, если снова решите исчезнуть.

Я взял. Буква дрогнула, как живое дыхание.

У ворот Редакции стояли Слиневинцы. Их глаза были чистыми, без привычного блеска метафор – будто они перешли за грань и вернулись обратно.

– Всё готово, – сказал старший. – Мы собрали буквы, которые выпали.

Он показал на мешок, набитый до отказа светящимися знаками.

– Что с ними делать?

– Рассыпать, – сказал я. – Пусть снова разойдутся по миру.

Мы поднялись на стену и открыли мешок. Из него вылетели буквы – радужные, звучащие, каждая с тихим эхом смысла. Они летели вверх и растворялись в небе.

Люди на площади поднимали головы, тянули руки. Кто-то плакал. Кто-то смеялся. Кто-то шептал:

– Я вспомнил своё имя.

К вечеру город стал светлее. Редакция больше не пульсировала враждебностью, наоборот – её окна теперь светились мягким золотом, как лампы в библиотеке. Лавелла из Братства подошла ко мне:

– Всё?

– Нет.

– Что ещё?

– Финальная проверка: кто теперь пишет этот мир?

Я вошёл в главное здание. Внутри пахло краской, бумагой и озоном. Печатные машины стояли вдоль стен – огромные, древние, с валами и шестернями. На одной из них горел зеленоватый экран. Я подошёл. На нём медленно печатались слова:

Автор: не найден.

Сюжет: продолжается самостоятельно.

Редактор: читатель.

Я рассмеялся.

– Значит, всё как всегда.

Сзади послышались шаги. Это была Милена – в своей джинсовке, как будто из ниоткуда.

– Я же говорила, вернусь, – сказала она. – Проверить концовку.

– Ты успела.

– Как всегда. Я пришла, когда всё решено, и могу сказать, что помогла.

Она подошла ближе.

– И что теперь? Вы снова герой?

– Не знаю.

– Тогда сделаем вид, что да, – сказала Милена и посмотрела на экран.

– Это и есть конец?

– Пожалуй.

– Скучный.

– У нас другой не бывает.