Имперский детектив КРАЙОНОВ. ТОМ II - Арон Родович

— Детектив, — ответил я честно. — И сейчас мне важно, чтобы никто не делал глупостей. Шефа нет. Вам это уже сказали. Хотите ускорить — оставляйте контакты, фиксируйте претензию. Но давить на людей смысла нет.

Я говорил спокойно и максимально буднично. Не «мораль», не «я герой». Просто как человек, который пришёл и видит, что сейчас будет бардак.

Катя бросила на меня быстрый взгляд — благодарность и одновременно «не мешай, я держу». Парень рядом с ней сглотнул и будто на секунду ожил: появился кто-то ещё, кроме него.

Быки переглянулись. И это было важно. Они не сразу пошли в лоб. Они сначала должны были понять, не опасно ли.

— Детектив, говоришь, — протянул другой, помоложе, но с глазами злого пса. — А чё ты тут делаешь? Тебя звали?

— Я здесь по делу, — сказал я. — И оно вас не касается. Но если вы сейчас устроите здесь цирк, это будет касаться всех.

Крупный щербатый скривился, будто я ему не понравился на уровне интонации.

— Слушай, детектив, — сказал он, — у нас сроки горят. Нам на выставку. Мы деньги заплатили. Машина должна быть готова.

— Я вас услышал, — ответил я. — Но шефа нет. И без него, судя по всему, вам не дадут ни машину, ни документы. Хотите нормально — идите через претензию. Хотите шумно — шумно будет для всех.

Я специально держал тон без угроз и пытался говорить в том стиле, котором им будет понятно. Я не имел права показывать слабость, но и не должен был показывать силу раньше времени.

Они снова переглянулись. И начали думать.

«Он прав. Шефа нет. Эти ничего не дадут».

На секунду — почти отступление.

Один из быков сплюнул в сторону, повернулся к щербатому:

— Да похер. Тут всё равно ничего не получим.

И тут же другой, тот самый помоложе, с глазами пса, хмыкнул:

— Ничего?

Он посмотрел вглубь ангара, и я увидел, как у него в голове щёлкнуло.

— Слушай, а мы чё вообще… — начал он, будто это мысль родилась прямо сейчас. — Тут же у него отстойник должен быть. Машины после покраски стоят на сушке.

Щербатый приподнял бровь.

— И?

— И ключи, — продолжил пёсоглазый — так я в голове решил его называть, — я помню, он ставит их вот туда.

Он кивнул на стойку администратора, туда, где обычно бывает стойка с мелочами, табличками, журналом, связками.

— Мы сейчас, — сказал он с неожиданной деловитостью, — заберём пару машин, продадим на разборку. Вернём и свои деньги, и свою машину, и то, что мы на выставке не выиграли, отобьём. А этот придёт — пусть сам разгребает со своими клиентами. Нехрен исчезать так вовремя. Подставлять уважаемых людей.

Я почувствовал, как у меня в груди становится холоднее. Вот оно. Красная линия. Это уже не «сроки горят». Это преступление.

Катя резко шагнула ближе к стойке, будто закрывая её собой.

— Вы что, охренели? — сказала она. — Это уголовка.

Щербатый усмехнулся.

— Ой, да ладно, — протянул он. — Уголовка…

Он сделал шаг, и Катя встала прямо перед ним.

Парень рядом с ней дёрнулся, но не решился.

Я тоже шагнул ближе — спокойно, но так, чтобы быть рядом, если он полезет.

— Я вас предупреждаю, — сказал я тихо. — Ключи вы не трогаете. И в отстойник вы не идёте.

Пёсоглазый посмотрел на меня так, будто я стал для него препятствием.

— Ты чё, реально думаешь, что нас остановишь? — спросил он.

— Я думаю, что вы сейчас сами остановитесь, — ответил я. — Потому что дальше будет больно и глупо.

Это уже было на грани. Но я держал голос ровным.

Щербатый, как главный, решил показать, что он глава. Он сделал шаг к стойке, но Катя не отступила.

«Девушка с характером.»

— Девочка, — сказал он, — отойди.

— Нет. — Отрезала она.

Я заметил, что она и правда не отойдёт и будет стоять до конца.

И он толкнул её. Не сильно. Для него не сильно, не «убить», но для Кати хватило. Разница в массе — решает.

Она отлетела назад, ударилась боком о небольшой диванчик у стены, который здесь явно стоял для клиентов. Платье подкинулось вместе с движением — ткань лёгкая, послушная, и на секунду я увидел то, что мы не должны были видеть, но увидели все. Нежно розовые стринги, тонкая линия ткани на бедре. Это произошло случайно. И в следующую же секунду Катя сама резко дёрнула платье вниз, покраснела от унижения и обиды.

И вот в этот момент у быков щёлкнуло уже не в голове, а в другом месте.

Слюна. Глаза. Ухмылки.

Пёсоглазый присвистнул.

— О-о-о… — протянул он. — Смотри, какая рыженькая.

Щербатый хохотнул.

— Лисичка, — сказал он с мерзкой ласковостью. — А где хвостик? Под трусиками спрятала? Так снимай, показывай!

Они загоготали. Катя прижалась к дивану, сжала кулаки, понимая, что может сейчас произойти. Их блестящие глаза и едкие фразочки стали говорить сами за себя.

И я услышал следующий слой грязи, который уже был не про деньги.

— Слушай, — сказал один из быков, оглядываясь, — а нас тут шесть.

Он обвёл взглядом присутствующих, задержавшись на мне и моих спутниках. Чёрно-волосово пацанчика он в расчёт не брал.

Да я и сам его не брал в расчёт. Если сейчас начнется заварушка, главное чтобы хотя бы не обоссался и не мешался под ногами.

— А вас… — он прищурился, — трое доходяг. И ещё один этот… длинный.

Длинный сжался и сразу захотел стать коротким.

— И две бабы, — добавил пёсоглазый, кивая на Катю и Соню.

Соня стояла чуть позади, и я боковым зрением видел, как она побледнела. Она не лезла, не кричала. Просто стояла, как человек, который привык к бумагам, а не к таким разговорам.

— Слушай, — сказал щербатый, и в его голосе появилась та самая мерзость, которая уже не оставляет места «разойтись миром». — Мы сейчас всё равно в плюсе.

Он посмотрел на своих.

— Машины заберём. Этих — в землю.

Он махнул рукой, будто это бытовая мелочь.

— А девчонок… — он ухмыльнулся. — А с девчонками повеселимся.

Пёсоглазый захохотал:

— Каждой тройке по одной, — сказал он, будто делит мясо. — Нормально же.

И третий, чуть тише, но ещё более мерзко, бросил:

— Кабан, — сказал он, обращаясь к самому крупному, — ты пока рыженькую скрути. Подготовь. Разогрей, так сказать для нас. А то я смотрю, она боевая. А мы с этими разберёмся.

Тот сделал шаг к Кате.

Я не успел даже осознанно подумать. У меня просто щёлкнуло. Я не герой, но на такое смотреть точно не буду, сложа руки.

Внутри поднялись мамины слова «Иди в гинекологи…», а