Вторая жизнь Арсения Коренева книга четвёртая - Геннадий Борисович Марченко

Покинув его квартиру, я мысленно задался вопросом, что же этот Лившиц будет делать с такой кучей советских дензнаков? Не потащит же в Израиль и, даже если у фарцы обменяет на доллары, то кто ему позволит их вывезти… Можно, например, накупить золотого лома и вставить себе и всем близким золотые коронки, а в Израиле их снять и переплавить обратно в лом. Но это уже какой-то еврейский анекдот. Ладно, это не мои проблемы, нечего голову забивать такой ерундой.

К маклеру я добирался своим ходом, так что и обратно пришлось двигаться тем же маршрутом. Всё-таки морозец ещё стоял, и я жалел машину, по возможности передвигался по городу на общественном транспорте. Дошёл до Садового кольца, перешёл на другую сторону и сел в подошедший буквально через несколько минут троллейбус 10 маршрута. Через четверть часа я уже выходил на остановке «Площадь Восстания», откуда до моего дома идти было минут десять. Я неспешно брёл в сторону дома, щурясь от ледяных иголок, которые поднявшаяся метель пригоршнями бросала в лицо. Проходя мимо витрины магазина «Новый стиль», за которой выстроились в ряд три манекен – два женских и один мужской – немного задержался. Все трое демонстрировали тот самый «новый стиль», рассчитанный на людей молодого и среднего возраста. Но слишком уж легко, как мне показалось, они были одеты для этого времени года. А вот в новогодние праздники, когда была температура чуть ли не под минус 40, в такой одежонке можно было добежать разве что до машины, и желательно уже прогретой. Да, красиво, модно, удобно… Но не практично. То ли дело моя дублёнка, меховая шапка и импортная обувь на толстой подошве!

Я не сразу заметил, что рядом со мной кто-то стоит. Это была женщина в короткой, белой шубке и такой же белой меховой шапке, она тоже разглядывала манекены, и лицо её мне показалось отдалённо знакомым. Секунду спустя я чуть не хлопнул себя по лбу.

— Элеонора Валериановна!

Беляева повернулась ко мне, и её лицо озарила улыбка.

— Ох, Арсений… М-м-м…

— Да можно без отчества, — тоже улыбнулся я. — Гуляете?

— От подруги иду, она тут рядом живёт. Вечерняя съёмка с Анной Герман сорвалась, и решила образовавшееся свободное время использовать для встречи с подругой детства. Мы в одном доме жили в Воронеже, потом я в Москву перебралась, а три года спустя и Надя.

— И я рядом живу, получается, мы с вашей Надей соседи… А почему, извиняюсь за нескромный вопрос, не на такси?

— Телефона у подруги нет, поэтому заказать не получилось. Думала, на улице поймаю, да что-то все мимо едут, не останавливаются. Ну ничего страшного, на метро доберусь, тут станция рядом.

— А у меня машина есть. Два квартала до моего дома, во дворе стоит. Бак полный, домчу хоть на другой конец Москвы.

— Ой, что вы, не стоит…

— Идёмте, идёмте… Я не могу вас тут бросить, вдруг вас кто украдёт.

Беляева звонко рассмеялась, и всё-таки пошляк со мной.

Пока она стояла возле моих «Жигулей», я успел сбегать домой за аккумулятором. Так-то он новый практически, но я его всё же старался на морозе лишний раз не держать. Дальше бегом вниз, аккумулятор под капот, накинуть клеммы, переместиться за руль, повернуть ключ зажигания…

Мы посидели минут десять, когда я по звуку двигателя понял, что он вроде бы прогрелся, и тронулись в путь.

— Куда едем, Элеонора Валериановна?

— 2-я Пугачёвская улица. Знаете, где это?

— Если честно, слабо представляю.

— Это не очень далеко от станции метро «Преображенская площадь».

— А, это я знаю где.

— Вот и славно! А дальше я вам уже покажу, где сворачивать.

Минуты через три я поинтересовался:

— Вы говорили, съёмка с Герман сорвалась. А почему, если не секрет?

— У Анны случилось обострение давней травмы позвоночника. Позвонил её администратор и сообщил эту неприятную новость, заодно передав извинения от певицы.

Несчастная Анна Герман… Как в 67-м попала в Италии в страшную автокатастрофу, после которой её собирали буквально по кусочкам, так следующие 15 лет – сплошные боль и страдания, вплоть до самой смерти в 82-м смертью от остеосаркомы[1]. Вот, вот кому нужна моя помощь!

От этой озарившей меня мысли я на мгновение потерял концентрацию, и едва не проскочил перекрёсток на запрещающий сигнал светофора. А там как раз перпендикулярно выехал гружёный снегом самосвал – снег с улицы Москвы вывозили ещё и до Собянина.

— Арсений, аккуратнее, а то так в больницу угодим, — спокойным голосом произнесла Беляева.

Да уж, не хватало повторения судьбы той же Герман. Из-под самосвала вообще можно в морг сразу отправиться, а не то что больницу.

— Простите, задумался… Элеонора Валериановна, вы же помните, что моя основная профессия кардиолог?

— Конечно, вы об этом у меня в студии рассказывали.

— Но помимо этого я ещё занимаюсь иглоукалыванием. Это древняя восточная практика, с помощью которой профессионал может поставить на ноги человека, которому не способна помочь доказательная, то бишь официальная медицина.

Беляева, глядя на меня, несколько раз быстро моргнула, потом её брови поползли вверх:

— Я поняла! Вы хотите применить эту самую практику к Герман. Угадала?

— Совершенно верно, — одарил я попутчицу голливудской улыбкой. — Хуже точно не будет, а лучше… Почему-то я уверен, что мне удастся поправить здоровье всенародно любимой певицы.

— Даже так?

На этот раз её взгляд был оценивающим.

— Даже так, — подтвердил я с самым серьёзным видом.

— И что, иглоукалывание может любые болезни излечить?

— Бывали даже случаи, что и онкологию. Но тут многое зависит не только от мастерства иглорефлексотерапевта, но и от индивидуальных особенностей организма, от того, насколько сам больной верит в то, что может излечиться.

— Да, да, я что-то такое слышала про самовнушение…

— Можно и так сказать, — кивнул я, не сводя глаз с дороги. — Ну что так что, Элеонора Валериановна, уговорим Анну подлечиться?

— Я даже не знаю…

— Хуже не будет, — повторил я медленно и с нажимом.

С минуту она молчала, затем наконец на выдохе произнесла:

— Хорошо, я поговорю с ней. Она в Москве ещё неделю будет,