Шайтан Иван 5 - Эдуард Тен

А все вместе они делают всё, чтобы ослабить Россию. А мы важно присутствуем на всех сборищах, важно надуваем губы и мним себя вершителями судеб народов. Мы, как толстый и добрый мишка, которого водят на поводке туда, куда нужно им. Они будут собачиться между собой, пока их интересы не касаются нас. Но стоит нам заикнуться о наших интересах, они дружно накинуться на нас. Вот и вся политика в кратком изложении, ваше величество. Прошу прощения за мой менторский тон. Забылся немного через досаду, которая обуревает меня от сих мыслей.

В кабинете повисла тягостная тишина. Политика, изложенная простым и беспощадным языком, предстала перед всеми в обнаженном виде, без пышных тряпок дипломатических условностей и блестящей, но ложной бижутерии великодержавных амбиций.

Молчал и граф Васильев, вновь посрамленный Петром. В их яростных спорах о государственных делах зять был непримиримым сторонником трезвого, простого восприятия политической действительности. Его подходы ко многим вопросам, столь отличные от привычных канцелярских хитросплетений, попросту выбивали Дмитрия Борисовича из колеи. А чего стоила его фраза, та самая, что однажды повергла графа в глубочайшее изумление!

«У России только два верных союзника: армия и флот».

Граф, когда до него дошла вся устрашающая истина этих слов, лишь закрыл рот и долго, молча, смотрел на Петра.

И теперь, под гнетом собственных откровений и тягостного молчания, граф Васильев не смог удержаться. Мысль Петра, столь точно резюмирующая все только, что сказанное им самим, требовала быть озвученной.

— Ваше величество, — начал он тихо, но отчетливо, нарушая тишину, — позвольте заключить. Из всего мною сказанного напрашивается единственный, горький вывод… Он сделал короткую, но выразительную паузу, встречая вопросительный взгляд Императора.– У России есть лишь два верных союзника: её армия и флот.

Присутствующие в кабинете, не успев осмыслить предыдущее, были вновь повергнуты в мыслительный шок.

Граф не торопился и не смотрел в сторону слушателей. Понимая их смятение, он лишь созерцал пейзаж за окном, давая им время собраться с мыслями.

Первым пришел в себя Бенкендорф. Голос его прозвучал сдержанно, но в нём явно читалось изумление:

— Однако, Дмитрий Борисович, признаться, вы изрядно удивили меня. — Он сделал паузу, словно подбирая слова. — Столь… просто изложить суть сложнейших международных отношений…

Граф медленно повернулся от окна. В его взгляде не было ни тени торжества, лишь усталая ясность.

— В том-то и дело, ваше высокопревосходительство. До недавнего времени, я, подобно вам, пребывал в спокойствии своей благоприобретенной уверенности, в непоколебимости правил, тонкостей дипломатического искусства. — Он слегка махнул рукой, словно отмахиваясь от чего-то несущественного. — Конечно, нельзя все сводить к святой простоте. Есть протокол, условности, та самая необходимая бижутерия. Но под нею, как видите, скрывается голая правда. Мы можем морщиться, фыркать и задирать нос, не желая её видеть. А можем трезво взглянуть ей в глаза и сделать надлежащие выводы. — Граф глубоко вздохнул и склонил голову в сторону Императора. — Право решения, ваше величество, за вами.

Император после долгой паузы произнёс.

— По вашем, Дмитрий Борисович, мы должны были настоять на продлении договора?

— К моему большому сожалению, мы не может сделать этого. А настоять на своём, не имеем возможности. — Васильев устало вздохнул.

— Почему, ваше сиятельство? — поинтересовался цесаревич.

— Я сугубо штатский человек, но даже я понимаю, что наша армия и флот, в нынешнем состоянии, не могут противостоять всем нашим недоброжелателям одновременно. После поражения нанесённого Бонапарту, Россия была сильна, как никогда. Прошло двадцать пять лет и наше былое могущество поблекло. Листья лавровых венков наших побед высохли и опали. Мы живём воспоминаниями былых свершений. Вся Европа лизала сапог Корсиканца, добровольно шла покорять варварскую Скифию. Как только Наполеон подорвал свои силы в войне с нами, они мигом перекрасились и стали нашими верными союзниками.

Лицо графа скривила гримаса брезгливости и презрения.

— Вы чрезмерно драматизируете, граф. Мы удовлетворены вашей работой. — сухо сказал император.

Граф Васильев поднялся и поклонившись вышел из кабинета.

Император был недоволен и раздражён. Упоминание о повсеместном упадке и застое было излишним. Развёрнутые доклады Бенкендорфа нарисовали неприглядную картину истинного состояния армии и флота. Бенкендорф и Александр в молчаливом напряжении ожидали решения Императора. Наконец Николай ровным и спокойным голосом произнёс.

— Александр Христофорович, на каждом докладе, предоставленном вами, мною наложены резолюции. Их исполнение непременно и обязательно. Если у вас возникнут сомнения и трудности в их реализации, незамедлительно обращайтесь ко мне. Цесаревичу поручаю проводить наблюдение и контроль за всеми нашими действиями на Кавказе. Отдельно выделите в производство проведение негласной ревизии и финансовый аудит Военного министерства и Адмиралтейства. Проверку проводить с соблюдением секретности. Доскональности не требую. Мне нужны общие, но обязательно правдивые сведения. По остальным ведомствам получите указания позже. Будем решать с какого угла начинать чистить конюшню. — уже значительно тише закончил император. Его услышал только Александр.

— Слушаюсь, ваше императорское величество. — Бенкендорф по военному коротко поклонился и покинул кабинет.

Оставшись вдвоём отец и сын немного расслабились.

— Каков граф, интриган, не потерял хватки старый лис. — усмехнулся Николай. — Жаль, что он так стар. Александр, ты ознакомился со сведениями по Кавказскому вопросу. Мне интересно твоё мнение.

— Документы изучены, ваше величество, — четко ответил цесаревич. — Ключевое событие, раскол в стане мюридов. Хайбула отошел от имама. Мотивы сего шага пока темны, однако раскол нам выгоден. Требуется узнать намерения Хайбулы. Если они сулят пользу Империи, поддержать. В противном случае держать под негласным надзором и использовать раздор.

— Здраво рассудил, — кивнул государь. — Изложи сии соображения на бумаге. Повелеваю: представь докладную записку с твоим видением нашей дальнейшей политики на Кавказе.

— Осмелюсь доложить, ваше величество, — цесаревич с надеждой посмотрел на отца, — для полноты картины и взвешенных предложений, необходима личная поездка на Кавказ.

— Не сейчас, Александр, — холодно отсек император. — Сие отложим. Возможно, включим в программу будущего смотра южных губерний. Ступай.

Граф после аудиенции приехал на работу. Сидя в кабинете и вспоминая разговор, он ощущал досаду от своей несдержанности. Излишнее напоминание о бардаке творившегося во многих министерствах и учреждениях империи вызвало явное раздражение у императора. В дверь кабинета робко постучались. Вошёл служащий исполняющий обязанности секретаря.

— Ваше превосходительство, вас просит к себе, его высокопревосходительство Нессельроде.

— Уже знает — поморщился граф вставая из-за стола. Хорошего от вызова начальства ожидать не приходилось.

— Здравствуйте, ваше высокопревосходительство. — Васильев вошёл в кабинет.

— Здравствуйте, граф. Позвольте