Шайтан Иван 5 - Эдуард Тен

— А, что, командир, дельная вещь и простая как… эта палка. — Все рассмеялись.

— Тихон, изготовишь десять палок. Ты, Быков, отрабатывай не только дальность, но и точность броска. Через три дня будут смотрины. Скажете, что не так, исправим. Тихон, запалы к их гранатам насчёт шесть. Ну, что, господа, у нас появилась ручная артиллерия повышенной дальности.

После стрельб Михаил доставил сияющего от счастья Мурата домой. В дверях мелькнула Лейла. Её улыбка, брошенная украдкой, тут же сменилась тревожным взглядом в сторону матери, стоявшей рядом. Сердце Михаила учащенно забилось. Он сделал шаг к Мелис и склонился в почтительном поклоне.

— Уважаемая Мелис, — начал он, тщательно подбирая слова, — осмелюсь просить вашего соизволения видеться с вашей дочерью. Заверяю вас в искренности и серьёзности моих намерений. Клянусь честью, ни словом, ни поступком не запятнаю её доброе имя и достоинство. Умоляю вас верить мне. — Он сделал паузу, чувствуя, как напряглась атмосфера. — Могу также заверить вас в моей полной состоятельности. Я единственный сын и внук в нашем роду. Дворянин, фамилия наша в Дворянской книге, не на последних страницах. И я готов внести любой выкуп, какой вы сочтёте справедливым.

Мелис, озадаченная столь прямым, почти неприлично откровенным для первых шагов намёком на столь деликатные дела, даже не заметила, как замерла Лейла, ловя каждое слово. Щёки девушки вспыхнули.

— Молодой человек, — проговорила Мелис с вежливой, но твёрдой сдержанностью, — вы, кажется, слишком торопите события. Я понимаю ваш порыв, но… — Она чуть подняла руку, видя, как Михаил готов заговорить снова. — Во-первых, Лейле ещё нет и шестнадцати. Во-вторых, подобные решения может принимать только её отец. Лишь с его благословения можно вести речи о чём-то столь серьёзном. Но… — Мелис вздохнула, — учитывая, что он сейчас не в силах участвовать в судьбе дочери, я могу позволить вам видеться. В строгих рамках приличий, разумеется. — Её взгляд стал проницательным. — Я полагаюсь на вашу порядочность и данное слово, Михаил.

Обрадованный Миша, со счастливой улыбкой, постарался закрепить достигнутый успех. Ему не отказали сразу, как князю и это обнадёживало его. Он, ни сколько не сомневаясь, поверил командиру и князю во время их разговора в штабе.

— Можете не сомневаться, уважаемая Мелис. Ни слово, ни намёком не позволю себе или кому-то другому обидеть или тем паче оскорбить Лейлу. Благодарю вас.

Мелис проводила взглядом уходящего Михаила. Он то и дело, оборачиваясь, бросал взгляды на Лейлу, которая с прижатыми ладонями к груди отвечала ему улыбкой, не замечая ни чего вокруг.

Возвратившись в штаб, после проведения метаний гранат увидел счастливо улыбающегося Михаила витающего в своих мыслях.

— Михаил, ты чего такой счастливый, как хряк после случки?

— Пётр Алексеевич, ну что у вас за сравнения, — досадливо проговорил Андрей.

— А пусть, — сказал Миша беспечно улыбаясь, не обращая внимания на мой вопрос. — Сегодня я решился просить дозволения у госпожи Мелис встречаться с Лейлой. И мне не отказали. Как вы и советовали, Пётр Алексеевич, я сразу заверил её в своей состоятельности и способности внести выкуп.

Мы с Андреем переглянулись.

— Однако, Миша, в смелости тебе не откажешь. — сказал Андрей, с уважительными нотками в словах.

— Вот, что значит гусар. Не по форме, а по духу. Не то что, вы князь. Растерялись и пали духом. Смелость любое женское сердце завоюет. Примите моё уважение, Михаил Юрьевич, склоняюсь перед вашим мужеством.

— Полно вам, Пётр Алексеевич, иронизировать надо мной. — Смутился Миша.

— Ни капли иронии, сотник. Горжусь, что под мои началом такие орлы служат.

— Мелковат для орла. — Подколол Андрей.

— Ну тогда соколы. — Уточнился я. — помельче, конечно, но зато быстрее. Учитесь князь.

— Мне незачем учиться, моё учение уже закончилось. Эх увидеть бы сына. Интересно какой он, похож на меня? — грустно вздохнул Андрей.

— Ну, если так тяжко, Андрей Владимирович, могу отпуск разрешить.

— Нет, командир. Такие события надвигаются и без меня. Ни за что не пропущу. После спокойно поедем в отпуск, вместе. Может и свадьбу Миши отгуляем? А, Миша?

— Ты чего краснеешь, Михаил? Будто тебя замуж выдают. Ты жених, сокол, подбородок вверх и хвост торчком.

Твои глаза, как утренний туман

Так мягко светят в нежной тишине

В их серой глубине, мой океан

В котором я тону, весь преданный тебе.

— Как, вы сказали, Пётр Алексеевич? — встрепенулся Михаил.

— В их серой глубине мой океан… — проговорил Миша, как бы пробуя слова на вкус.

— Вы это сами сочинили?

— Только что, глядя на твою счастливую физиономию. Экспромт. Нравится? Дарю.

— Вы действительно не против, Пётр Алексеевич?

— Нет, Миша. Только доработай, немного, сырые стишки. Преврати их в полноценный стих. Короткий, но ёмкий.

Хорошее настроение, радость за своих товарищей. Побольше бы таких событий.

Глава 30

Княгиня, Констанция Оболенская, взирала на мелькавшие за окном кареты пейзажи с ледяным равнодушием. Долгое, изматывающее путешествие наконец завершилось, но цель его не приносила облегчения. Пятигорск встретил её уныло. Заштатный городишко, каких тысячи по России, пыльный, невзрачный. Статус города был дарован ему недавно и казался нелепой претензией. Единственное, что выделяло его, лечебные источники, и те были облагорожены лишь отчасти, напоминая скорее о дикости, чем о благоустройстве.

Раздраженная, смертельно уставшая, княгиня узнала, что в единственной приличной гостинице нет мест. Свободен оказался лишь двухкомнатный номер, пафосно именуемый «Царским» — пустовавший из-за своей баснословной цены. Цена? Констанция махнула рукой. Она потребовала номер немедленно и ванну — как можно скорее. Пока слуги суетились с багажом, а служанки спешно готовили покои, княжна сидела в гостиной, с каменным лицом пригубливая прохладный напиток. Слова хозяина, лепетавшего о «высочайшей чести» и «безмерной радости» принимать столь знатную особу, пролетали мимо её ушей, тягостная, раздражающая необходимость.

Единственная причина, заставившая её терпеть эту поездку и этот городишко, судьба брата. Её несчастного Константина. Лишь чудо и настойчивое заступничество графа Васильева спасли его от сурового гнева императора. Но полтора месяца в казематах Петропавловской крепости… Они стали пыткой не только для Константина. Констанция, его сестра-близнец, чувствовала всем нутром каждый миг его ужаса, каждую крупицу отчаяния. В ту короткую, мучительную встречу, когда его под конвоем переводили из тюрьмы в арестантскую роту