Седьмая сестра - Надежда Викторовна Ожигина

музыкальные книги. Он меломан и знает толк в магии, свойственной семи нотам. Говорят, у него сорок тысяч пластинок, сумасшедшая коллекция винила! И каждое утро перед работой он проделывает простой ритуал: ставит пластинку и слушает, наполняется музыкой до краев, потом начинает писать. Перекладывает ноты в буквенную запись, создавая персонажей и диалоги. Когда читаю, я слышу музыку, даже в переводе на ваш язык, пусть он и сглаживает массу аллюзий, понятных жителю Азии.

Мы уже не стояли на месте, а медленно шли к эскалатору, рассуждая о музыке, литературе, качестве переводов. Потом ехали вверх, и я забралась на две ступеньки выше Китайца, чтоб удобнее было общаться и смотреть друг другу в глаза.

Лишь на улице, при свете дня, когда мы перебрали музыкальные темы в творчестве Мураками и дошли до физического факультета, Китаец спохватился, сделал руки кольцом, как в дорамах про мир уся, и торжественно поклонился.

– Я не представился при первой встрече. Юэ Лун, вечный студент.

Я старательно скопировала поклон, так все-таки лучше, чем русский с замахом и до матушки сырой земли. Особенно если ты не в кокошнике и не в расшитом сарафане до пят.

– Аля С… – Я осеклась. После прочитанного в дневнике не хотелось носить эту фамилию. Придется наведаться в паспортный стол. – Аля Вознесенская, к вашим услугам.

– Аля… – Юэ Лун пропел мое имя, катая на языке. – Как это красиво: а-ля. Есть созвучие с французским и с нотой ля, которая вам очень подходит. Вы знаете, в китайском префикс «а» означает… С чем бы сравнить на русском? Уменьшительно-ласкательное значение, чуть сложнее по смыслу, но пока пусть так.

– Аля и так уменьшительное. – Меня позабавил анализ фонетики. – Полное имя – Алёна. С греческого – «солнечная», «сияющая».

– Еще красивее, – улыбнулся Китаец.

И я не стала с ним спорить.

– А что означает ваше имя? – Покончив с официальной частью, мы, не сговариваясь, пошли в обход здания МГУ, любуясь видом на высотку.

Китаец рассмеялся и потряс головой:

– Не подумайте, что я хвастаюсь, Аля, но и мне досталось хорошее имя. Юэ пишется как «луна» или, если по-русски, «лунный», потому что в китайской традиции сначала идет фамилия. Ну а Лун – «дракон», разумеется.

Я замерла в удивлении: еще один дракон, перебор для Москвы, понаехали, понимаешь. Хоть не черный, и на этом спасибо!

Юэ Лун меня понял по-своему.

– Это тоже традиция, Аля. Все в Китае мечтают быть карпами, что прыгнут в ворота дракона. Символ упорства и счастливой судьбы. Может, поэтому мне нравятся книги, в которых происходят странные вещи за пределами зримого мира? Вот, например, Мураками. Он филигранно сплетает миры. Вам не нравятся драконы? Но почему? В России ведь был Змей Горыныч…

– Давно вы прилетели в Москву?

– Уже больше года. А это важно? Я ведь признался, что вечный студент. – Юэ Лун непонимающе хмурился. – Этот Юэ обучался в Гарварде, в Оксфорде. Вот поступил в МГУ. Люблю учиться и путешествовать!

– Вы правда студент? – Я округлила глаза, пытаясь сгладить неловкость.

– Считайте меня коллекционером дипломов, – снова расслабился Юэ Лун, выдавая очередную улыбку, добавлявшую солнца и зноя чудесному майскому утру.

– В России это вообще не проблема. Закажите на сайте, стоит недорого. Зачем тратить время на корочки?

– На корочки? – не понял Юэ Лун.

И я полчаса объясняла наивному китайскому парню, что образование в России ничего не значит, а диплом, как правило, никому не нужен. Важны только знания и умения, а каким образом ты их получил – это твое личное дело. Поэтому дипломы народ покупает просто как сувенир, чтобы похвастаться перед друзьями.

Юэ Лун не одобрил, но промолчал. Неужели реально фанатик учебы? Встречались мне раньше всякие бо́таны, но такой экземпляр – впервые!

Какое-то время бродили молча. Потом Юэ Лун спохватился:

– А зачем вы приехали в универ? Да еще со скрипкой? Работать?

Он кивнул на смотровую площадку, где было не протолкнуться от голубятников и остервенелых фотографов, ожидающих молодоженов.

Если б я знала зачем. Не в смысле «зачем приехала», а на фига поперлась со скрипкой! Черный кофр прилепился к спине вместе с тканью тонкой рубашки, заменившей по случаю жаркой погоды привычную курточку-оверсайз. И там, на спине, воцарились тропики, душные, влажные, неприятные. Такие, что не хочется показывать парню, сошедшему с обложки журнала. Что он там спрашивает про работу? Да упаси Изнанка от здешней мафии!

– Только не в МГУ! – отсекла подозрения Юэ Луна. – Я приличная барышня, не халтурю на улицах, играю в солидных оркестрах. А здесь ищу одного человека.

Сплошное вранье и выпендреж! И про оркестры, и про приличную барышню. Да и Китаец снова завис, постигая трудности перевода. Как объяснить иностранцу, что по-русски «халтура» означает «работа», причем сделанная на совесть, просто вне основной? Притом, что вне сленга фрилансеров, дизайнеров и музыкантов «халтура» – это она и есть, полная фигня, сотворенная наспех.

А в довесок к вранью я открыла миру классный способ оперативного розыска. Хоть в патентное бюро заявляй! Гулять по парку с красивым парнем и ждать, что Маргарита Некрасова отыщется сама собой!

– Хотите, я вам сыграю? – неожиданно предложила я.

Сразу разволновалась, занервничала: не хватало еще слажать перед Китайцем. Но меня распирало неведомым счастьем, предчувствием чего-то значительного, что вот-вот случится прямо здесь и сейчас.

Вдруг зачесались подушечки пальцев, перезвон бяньцина перебила мелодия самой мощной из семи столичных высоток, та симфония, что я слышала на закате, стоя под шпилем гостиницы. Дело даже не в Юэ Луне: я почувствовала, что так правильно, просто сыграть, не под заказ, обозначить присутствие «младшей сестры».

Юэ Лун не спорил, он хотел меня слушать – это чувствует каждый бывалый скрипач, да и вообще артист – вовлеченность публики в представление. Он присел на скамейку и смотрел с интересом, как я открываю кофр, прикладываю к подбородку скрипку. Но спросил очень тихо, практически шепотом:

– Снова ищете… того парня в куртке?

Надо же, Китаец заметил, за кем я рванула в первую встречу. Не просто заметил, запомнил. И сделал неправильный вывод. Неприятный и очень болезненный.

– Нет, – слишком резко ответила я, для верности рубанув, точно саблей, смычком. – Я ищу женщину, библиотекаря. Она работает в универе.

И, не дожидаясь дальнейших расспросов, взрезала первую ноту.

2

Я играла симфонию МГУ для единственного слушателя в мире людей. И для всей Изнанки Москвы, заявляя о своем появлении, о готовности сражаться с исподами.

В моей импровизации сложилось все: мрамор, порфир и блеск звезды, бетонная пыль, могучие сваи, вбитые в самые нервы земли, кровь и пот многих тысяч строителей,